Этот-то деликатес и послужил, так показать, бутербродом раздора. Один из самцов, самый крупный — Саймон мысленно присвоил ему имя Дрочун — уселся у съедобной горы, скрестив задние лапы и укрыв свой мерзкий пах от зрителей, и принялся поедать гигантский сэндвич из пяти кусков хлеба сразу.
На кормежку собралось все человеческое население зоопарка. Саймон заставил себя наблюдать за собратьями по виду с известной долей объективности, отстраненности и постарался для начала определить их физические отличия, возраст и пол. Кроме Дрочуна, имелись еще трое взрослых самцов. Тот, которому вожак съездил по шее, стоял, скрестив задние лапы, опираясь головой о спальную полку и, похоже, ожидая, пока босс закончит жрать. Из двух оставшихся один явно был у Дрочуна в фаворе, да и, судя по рисунку бородавок на шее, доводился ему кровным родственником.
Самец стоял, разинув пасть и держась за металлический поручень — точь-в-точь пассажир электрички, не успевший приспособиться к окружающей среде и оказавшийся на запасной платформе конечной станции, безнадежно опоздав на поезд эволюции. Дрочун то и дело передавал ему лакомые кусочки, и Пассажир — так Саймон обозначил его возможного родственника — брал у вожака из лап яблоко или банан и запихивал меж своих мелких зубов, заливая и засыпая подбородок и все, что ниже, соком, не поместившимися в пасть кусками мякоти и косточками.
Сперва происходящее поразило Саймона, затем, несмотря на отвращение, заинтриговало, а теперь он просто глаз от вольера не мог оторвать. Чем больше экс-художник смотрел на людей, тем больше чувствовал свою к ним близость. Как и он, они или стояли на задних лапах, или лежали на спине. Как и он, они передвигались неуклюже, их действия словно тормозились силой инерции, которая, казалось, насмехается над жестокой, материальной реальностью вольера. Их медлительность, отрешенность, с которой они жевали пищу, теребили соломенные ковры, устилавшие пол, передвигались по унылой, замызганной площадке, где ни одному живому существу не придет в голову играть, — все это было какой-то извращенной гиперболой, воплощением неуверенных шагов самого Саймона по чудовищному, перевернутому вверх дном миру шимпанзе.
— «Ух-ух-ух» зачем тут на стенах нарисовали какие-то дурацкие деревья и кусты «хуууу»? — Саймон схватил Буснера за мощную переднюю лапу и настучал это по открытому участку шерсти между ремешком часов и манжетой пиджака.
— Зачем? «Хуууу» наверное, чтобы вольер больше походил на экваториальные леса, где люди живут в дикой природе. Смотрите, вот тут информационный стенд — он просветит вас на предмет основных фактов.
Стенд известил Саймона, что дикие люди проживают в Африке в узкой полосе тропических лесов и саванн, которая к тому же становится год от года уже, меж тем как численность популяции сокращается, поскольку бонобо оккупируют все новые территории, захватывая ареалы, где они живут, а также что по-латыни вид обозначается как Homo sapiens troglodytes.
— «Хуууу» а это что означает?
— «Гррууунн» так, посмотрим. — Буснер почесал свое обширное ухо. — Я не совсем уверен, в переводе получается что-то вроде «человек разумный пещерный», кажется так «хуууу»?
— Но, доктор Буснер, сам по себе знак «человек», что он означает «хуууу»?
— «Уч-уч» что ж, Саймон, признаюсь, тут вы загнали меня в угол. Наверное, это какой-то знак из жестикуляции тамошних аборигенов; а может быть, это, как его, ономатопея, транслитерация какой-то человеческой вокализации, например «чшшшеееееллллл». Логично, не так ли «хуууу»?
Саймон недоверчиво поглядел на своего ментора, на своего проводника, на свой единственный мыслимый путь назад, к душевному здоровью.
— «Ух-ух-ух» вы что, правда не знаете? Я угадал «хуууу»? — показал Саймон, его пальцы беспокойно дрожали.
— Да, вы угадали, Саймон, я не знаю — но теперь очень хочу узнать. Мы же вступили на этот путь вместе, мы как персонажи плутовского романа, путечетверенькаем в поисках истины. Я должен больше узнать о человечестве, а вы — о шимпанзечестве, разве не так «хуууу»?
Пока врач и больной месили воздух, к вольеру подполз сотрудник зоопарка, экскурсовод-доброволец, шелудивого вида самец даже на не слишком еще острый взгляд Саймона, страдающий ожирением, в белой куртке с эмблемой общества «На страже жизни». Он махнул собравшимся обезьянам, и те засыпали его вопросами. Почему на табличке написано, что люди — опасные животные? Почему они почти не спариваются? Как отличить самцов от самок? И так далее.
— «Хуууу» поверьте, — экскурсовод зажестикулировал столь выспренне, что чуть не вывихнул себе запястья, — человек — очень, очень опасное животное. Все фильмы и рекламные ролики, где люди одеты как шимпанзе и делают всякие сложные вещи, — обман. Особям, которые снимаются в этих фильмах, не более пяти лет. Когда человеку исполняется «пять, он становится настолько умным и хитрым, что работать с ним уже небезопасно, приходится отправлять его на пенсию и брать на смену четырехлеток. А некоторые накачивают пожилых людей «уч-уч» успокаивающими, так поступают эти бессовестные фотографы на пляжах Средиземноморья.
Саймон не отрываясь следил за жестами сотрудника и решил, что тоже может задать ему вопрос:
— «Хуууу» но разве люди не слабее шимпанзе? «Хуууу» физически слабее? Как могут такие глупые, безмозглые существа представлять опасность для шимпанзе «хуууу»?
Буснер восхищенно посмотрел на Саймона — его пациент общается с другими обезьянами, блестяще!
Однако экскурсовод с подозрением отнесся к любопытному самцу и к его вопросу — ему, как и большинству шимпанзе, которым случалось сталкиваться с Саймоном, дерганые жесты, странная поза и поникшая шерсть бывшего художника казались свидетельством умственной нестабильности, врожденной либо благоприобретенной.
Поэтому доброволец смерил Саймона тем особенным взглядом, какой у шимпанзе заведен для психов и идиотов, этим вечным коктейлем из страха пополам с жалостью под обозначением «снисходительность», а затем показал:
— «Уч-уч» верно, вы правы. Однако, несмотря на физическую слабость, люди значительно превосходят шимпанзе по размерам. И хотя по нашим меркам их, конечно, никак нельзя назвать разумными — когда мы показываем, что они разумны, мы подразумеваем только, что они умеют делать некоторые разумные вещи, — людей отличает врожденная, грубая хитрость и способность использовать дары окружающей среды в деструктивных целях. Короче показывая «уч-уч», они умеют изготавливать оружие и, если дать им хоть малый шанс, начинают его применять…
— «Хххии-хиии-хиии-хиии-хиии!» — распахнул Саймон свою саблезубую пасть и громко, гортанно захохотал. Он, разумеется, думал о том, какое оружие ему больше всего хочется изготовить и в каких именно деструктивных целях его применить.
Экскурсовод сжал кулаки, другие шимпанзе тоже приняли агрессивные позы. Буснер решил, что самое время отправляться восвояси — на сегодня Саймону явно достаточно, не стоит перенапрягать его нервную систему. Буснер крепко схватил экс-художника за плечи и потащил прочь от вольера, показывая за спиной:
