– Слушаю вас, молодой человек, – сдержанно приветствовал он гостя.
– У меня на лбу написано, что я русский и со мной надо говорить по-русски?
– Поживете с мое, и тоже многое начнете понимать.
– Вы Ян Фридрихович Ландсберг?
– Под звонком, в который вы звонили, указано мое имя. Латинские буквы разбираете?
– Я майор Мякишев из российской милиции.
– Что-то в этом роде я и предполагал. Заходите.
У известного коллекционера оказалась небольшая, но очень уютная и чисто прибранная двухкомнатная квартирка.
– С моей дочерью что-то случилось? – спросил он, указывая на кресло.
Подполковник не спешил с ответом на этот вопрос, начал издалека.
– Инга когда-то работала в цирке в качестве снайпера. Странная должность для цирка, да еще для женщины.
– Расстреливать надувные шары под куполом из укрытия, в то время как иллюзионист с завязанными глазами палил по ним из пистолета холостыми патронами – не велика хитрость. Цирк – это ловкость и обман. Зритель об этом знает, но зрелище есть зрелище. Главное, чтобы оно было талантливым и эффектным.
– Вы значитесь у нас как коллекционер, которого ограбили семь лет назад и поначалу мне было неизвестно, что Инга ваша дочь. Я знаю, кто вас ограбил…
– И я знаю. Оттого и забрал свое заявление назад, – остановил его старик. – Кочергин Никита вернул коллекцию, когда узнал, что обчистил отца девушки, которой заморочил голову. Наглец высшей пробы. Он явился ко мне, положил альбом с марками на стол и заявил: «Ограбление остается в силе – я возвращаю вам марки, но краду у вас дочь. Мне приглянулось это талантливое чудовище, я сделаю из нее настоящую женщину, вам будет за нее не стыдно. Зная ваши религиозные предрассудки, готов венчаться в костеле. Мне все равно. Я не верю ни в Бога, ни в дьявола. Я верю только в себя!» Я его не слышал, эти слова всплыли в моей памяти много позже. Я видел стоящую рядом с ним Ингу. С каким трепетом она смотрела на него, прижимаясь к его плечу! Мои протесты ни к чему не привели. Тогда я сказал дочери, что пока она будет женой бандита, я для нее не отец. Она в любое время может вернуться в дом, но только одна. Она не вернулась. Прошло семь лет.
– Тем не менее вы пишете ей письма.
– Кроме Инги, у меня никого нет на этом свете.
– Никита сделал вашу дочь сообщницей. Теперь за ней числится не меньше преступлений, чем за Кочергиным.
– А ведь у нее была чистая душа и светлые мечты.
– Я пришел сюда, Ян Фридрихович, потому что вам грозит смертельная опасность.
– Мне давно уже ничего не страшно. Часом раньше или позже, не имеет значения.
– Пусть так. Но в этом тяжком преступлении обвинят вашу дочь. Тогда она неминуемо получит пожизненное заключение.
– Вы думаете, у Инги поднимется рука на отца?
– Я не думаю, что она понимает смысл слова «отец». Вы последний, кто знает правду. Решение принимает не она. – Мякишев положил на стол письмо. – Его читал муж Инги. Этим письмом вы сами себя приговорили, они не оставляют свидетелей живыми.
Старик с трудом приподнял руку и указал на тумбочку в углу комнаты. Мякишев нашел на ней телеграмму.
«Встречай пятнадцатого в десять на вокзале. Блудная дочь возвращается домой. Инга».
– По вашу душу едет. Почему она просит вас встретить ее? В качестве носильщика?
– У меня машина, я до сих пор сажусь за руль.
– Вот оно что. Значит, можно не заезжать домой. Быстро обстряпать все в машине у вокзала и сесть на отъезжающий поезд.
– Я вам не верю.
– Ясное дело, вы отец, а я полицейский. У вас есть черный ход?
– Есть. На кухне. Лестница выходит во двор.
– Отлично. На вокзал повезу вас я. Ваша машина сломалась, вы взяли такси. Поставьте дочь перед фактом, когда подведете к машине, ей ничего не останется, как сесть в нее. Дверь черного хода должна быть открыта.
– Что вы задумали?
– Спасти вам жизнь и предотвратить преступление, которое окончательно погубит жизнь Инги. Если, конечно, она приедет и ее не возьмут раньше.
– Боже милостивый! Я не верю собственным ушам.
Мякишеву показалось, что старик уже не поднимется с кресла.
14
Вербицкий зашел в купе, когда пассажир занес свои чемоданы. До отхода поезда оставалось десять минут.
– Здравствуйте, господин Калиновский. Собрались в Санкт-Петербург?
– Собрался. Но не был уверен, что доеду. Слишком долго собирался, грызли сомнения.
Вербицкий присел напротив.
– И все же недооценили нас. Зря. Ваш портрет попал ко мне в руки месяц назад. Могу заверить вас, что и тогда уже было поздно уезжать. Когда вы с Никитой обчищали сейф Солюса, под кроватью прятался мальчишка, талантливый художник. Он великолепно нарисовал портреты взломщиков, а сейчас приехал к нам на опознание. Сначала я не думал, что вы бросите все награбленное и уедете налегке. Потом понял: трехтомный справочник Солюса – вот ваше главное богатство. Два десятка коллекционеров, которых вы успели обчистить, – капля в море. Каталоги, как я догадываюсь, с вами.
– Ищите.
– Значит, успели переслать. Но кому вы можете доверять? Без трехтомника вы не нужны партнерам.
– Вы не правы. Поясню вам, не для протокола. Первым к коллекционеру иду я. Увидев сейф, решаю, можно ли открыть его быстро и легко, а главное – как. Сегодняшние сейфы «гусиной лапкой» не откроешь. Без меня им не обойтись. Близок локоток, да не укусишь! А сигнализация? Сегодня одной ловкости мало.
– Я думаю, каталоги вы отправили посылкой в Питер на собственное имя. Вашей партнершей может быть только Инга. Умная женщина, но вы и ей не доверяли.
– Да. Она непредсказуема. Я слышал, вы ее так и не нашли?
– Найдем. Почему мы вас не трогали? Хотели узнать, куда вы купите билет. Это только так кажется, что в большом городе легко затеряться, но, имея копию вашего каталога, нетрудно просчитать, к кому вы наведаетесь в гости и где вас ждать. Зачем же вас искать, если вы сами придете.
Поезд тронулся.
– Вы меня не собираетесь ссаживать? – удивился Калиновский.
– Состав притормозит у переезда, где нас ждет машина. А пока мои ребята проверяют купе проводников, которые за небольшую плату готовы транспортировать наркотики. Калиновский вздрогнул.
– Что, Игорь Викторович, попал в десятку?
– Сдаюсь. Ваша взяла. Но с Ингой у вас такой фокус не пройдет.
Поезд прибыл вовремя. Мякишев стоял в сторонке и не сводил глаз со старика. На перроне появилась Инга, расцеловала папочку. Опять блондинка, опять неотразима. Отец и дочь направились к выходу. Инга надела темные очки, повязала косынку на голову. Мякишев понял – не хочет, чтобы ее запомнили.
