Волосы миссис Сент-Клауд были чуть-чуть, но не без кокетства подвиты, словно она ждала любовника. Я думал о своем сне, о видении ночного полета с его жутким финалом, когда я задыхался в вакууме судорожно плещущих крыльев, а затем провалился сквозь церковную крышу в странное хранилище костей. Меня пугала достоверность, убедительность этого видения. Я помнил все свои броски и развороты над залитым лунным светом городком не менее ярко, чем полет из Лондонского аэропорта на «Сессне». Вопли обезумевших от похоти птиц, мое собственное стремление к Мириам Сент-Клауд, необузданная энергия сталкивающихся в воздухе тел, клоакальная ярость примитивных, начисто лишенных рефлексии существ – все это казалось куда более реальным, чем цивилизованная и благопристойная, ярко освещенная солнцем спальня.
Я взглянул на свои руки. Вчера вечером доктор Мириам перевязала мне пальцы, но теперь бинты сбились, и в ободранную кожу локтей и предплечий въелись сотни крошечных черных крупинок, словно я всю ночь сражался с обсыпанной гарью подушкой. Мне смутно припоминалось паническое бегство из церкви под немигающим взглядом луны. В мое тело въелся головокружительный запах грубых, но прекрасных повелителей неба, едкая вонь морских птиц, пернатых хищников, пожирающих живую, судорожно бьющуюся плоть. Я удивлялся, что миссис Сент-Клауд этого не замечает.
Ее рука так и не покинула моего плеча. Я лежал, настороженно изучая спальню, куда поместили меня мать с дочерью после моей бесплодной попытки переплыть реку. Как это вышло, что они ожидали меня, ожидали, словно я давно уже живу в этом доме на правах члена семьи и теперь возвращаюсь с неудачной лодочной прогулки.
Да откуда им было знать, что я вообще вернусь? А вспомнить, как они меня раздевали! Бережно и со странной, жутковатой интимностью, словно освобождали от покровов долгожданное сокровище, которое им предстоит разделить. Я смотрел, как миссис Сент-Клауд встает, огибает кровать, достает из платяного шкафа костюм и проводит рукой по лацканам, словно нащупывая следы, оставленные моим телом на чужих обносках. Во рту у меня саднило, измятая грудь болела не меньше вчерашнего, и я снова вспомнил свой сон. Ну да, конечно, все это происходило в сумеречном бреду падшего авиатора – и все равно мысль о моей власти над птицами, о том, как я почти волшебством вызывал их с крыш уснувших домов, придавала мне неожиданное чувство собственной значимости. После долгих неудач, после постоянной невозможности обрести жизнь, соответствующую моим тайным представлениям о себе, я на мгновение коснулся некоего свершения. Я стал кондором, повелителем птиц. Я вспоминал свое сексуальное превосходство над всеми ними и жалел, что Мириам Сент-Клауд так и не увидела меня в обличье величайшего из пернатых хищников. Не в силах противостоять моему влечению, она взмыла бы в небо, как огромная, прекрасная самка альбатроса. Если бы не этот взрыв поднебесной похоти, не душная суматоха и не провалившаяся крыша церкви, я совокупился бы с ней на бескрайнем ложе ночного неба.
– А нет у вас тут музея? – спросил я у миссис Сент-Клауд, все еще думая о своем падении. – Такого, с собранием костей?
Она аккуратно уложила похоронный костюм поперек кровати, еще раз погладила ткань и улыбнулась.
– А что, Блейк, вы хотите сдать туда свои? Есть тут такой, есть, в ризнице церкви. Отец Уингейт, он же у нас страстный палеонтолог. Насколько я понимаю, Темза выносит время от времени на берег самые неожиданные вещи: доисторических ящеров, окаменелых рыб, не говоря уж, – она откинула с моего лба волосы, – о долетавшихся летчиках.
– А крыша ризницы, она тоже пострадала от грозы?
– Да, к сожалению. – Она перегнулась через подоконник и помахала рукой кому-то внизу. – Полиция приехала.
Как был голый, я спрыгнул с кровати и встал у нее за спиной. Доктор Мириам шла по лужайке к реке в сопровождении двоих полицейских, вокруг них крутились трое ущербных детей. Сержант указал рукой в сторону пасущихся на лугу коров. Судя по всему, он знал, что «Сессна», летевшая из Лондонского аэропорта на юг, пересекла этот парк, но и в мыслях не имел, что она лежит здесь, на дне, в каких-то пятидесяти футах от него. Под искрящейся солнцем поверхностью воды смутно угадывался белый крылатый призрак.
– Блейк… – Голос матери, пытающейся успокоить, вразумить заполошного сына. – Они вас не тронут.
Я судорожно решал, то ли мне бежать отсюда куда глаза глядят, то ли пройти мимо полицейских с гордым, независимым видом. Мириам вышла на узкую полоску песка и стояла там в своем белом халате, словно загораживая самолет от блюстителей закона, пока сама она не придумает, что же со мной делать. Дети следовали ее примеру; натужно воя, расставив руки в стороны, они бегали у самой кромки плещущей о берег воды: Рейчел – маленький слепой самолетик – средняя, Джейми и Дэвид – по краям. Джейми вбивал свои протезы в мокрый песок и щурился в небо, гикая в такт стабилизатору «Сессны», качавшемуся на суку мертвого вяза.
Миссис Сент-Клауд поглаживала мои плечи, но все мое внимание было отдано ее дочери. Руки в карманы, она смотрела на окно, ровно прищуренные глаза взвешивали мое будущее. Ее волосы, выпущенные сегодня из тугого узла на свободу, рассыпались по плечам; подобно страстным птицам из моего сна, они опасливо пробовали свежий речной ветер. Каким прекрасным, варварским существом могла бы она стать, какой пернатой химерой, сотрясающей спокойствие утреннего воздуха?
– Они уезжают. – Миссис Сент-Клауд помахала сержанту. – Бог его знает, чего им от нас понадобилось.
Полицейские отсалютовали и направились к своей машине. Миссис Сент-Клауд изучала мои синяки. Ее пальцы ласкали мое тело, ее глаза блуждали по моей коже, и я точно знал, что она даже не догадывается о своем соучастии в бессознательном сговоре моих защитников. Все свидетели аварии сплотились вокруг меня в заботливую семью. Старк был моим честолюбивым старшим братом, Мириам – невестой. Но если миссис Сент-Клауд избрала для себя роль матери, почему она так откровенно выказывает свое сексуальное влечение? Я вспомнил, как раздевала она меня вчера вечером и с какой терпимостью смотрела на свою мать Мириам, прекрасно понимавшая причину ее возбуждения.
Воспользовавшись ситуацией, я приложил ладони миссис Сент-Клауд к своей груди. Нет, эти тонкие пальцы не могли оставить таких синяков.
– Миссис Сент-Клауд, когда я лежал на берегу, вы ведь стояли здесь и все видели. Кто-нибудь пробовал меня оживить?
Она поглаживала меня по лопаткам, словно ощупывая культяпки крыльев.
– Нет, да и кто бы решился. Блейк, я была слишком напугана, чтобы о чем-нибудь думать. Да и мало удивительного, вы же столько пробыли под водой. Я знаю, что набросилась тогда на вас, – меня бесило, что вы живы, хотя я давно уже записала вас в покойники.
– Я не покойник! – яростно отбросил я ее руки. – Мне пора уезжать!
– Нет… зачем вам это? Мириам обещала подыскать для вас работу в клинике.
Почувствовав на талии мои руки, она молча потупилась. Я отвел ее от окна: голый месмерист, направляющий немолодую загипнотизированную пациентку. Я раздел ее, и мы легли в постель. Миссис Сент-Клауд спрятала лицо на моей груди, и я знал, что она ощущает мой запах, едкую горечь себума огромной птицы, выступившего на моей коже под жаркими лучами солнца. Обнимая ее, прижимая к ее губам свой израненный рот, я все время помнил, как я пахну, и гордился этим. Она задыхалась от оглушительной вони, пыталась меня оттолкнуть. Стоя над ней на коленях, обвивая ее ноги вокруг своей талии, я вспоминал огромные крылья, носившие меня в ночном небе. Я представлял себе, что мы с миссис Сент-Клауд совокупляемся в воздухе. Я знал, что здесь, в этом грандиозном, ломающем рамки биологических видов половом акте сплелись четверо – я и она, огромный кондор и некто, мужчина или женщина, воззвавший меня из мертвых, человек, чей рот и руки я все еще ощущал на себе.
