— Хозяин любит точность и четкость действий, — бесцветным голосом сказал один из серых халатов.
— Да, да, я и сам такой! — отвечал Дзержин.
«Еще бы!» —подумал Баг.
— Кстати, мне непременно надо с ним обсудить все условия лично.
— Условия вы обсудите с нами. Хозяин не будет с вами встречаться.
— Но почему? — В голосе Ландсбергиса послышалось удивление. — Я достаточно влиятельный и крупный промышленник, у меня громадные связи. Поверьте, я много, очень много значу в деловых кругах Ордуси! Последовала красноречивая пауза. Баг не смел обернуться, но он и спиной почувствовал, сколь издевательским и высокомерным взглядом смерил в ответ Ландсбергиса неизвестный. Потом снова послышался его голос:
— С хозяином вам никак не сравниться. Ваши капиталы и связи ничтожны. Наш музейный моль вхож в близкие к вашему двору круги, и пока там думают о главном и проявляют человеколюбие, он уже скупил по-тихому все ваши молибденовые рудники. — В голосе неизвестного звучала откровенная насмешка. — Хозяин – человек дела. Дело вам известно. И если предмет при вас, мы можем обсудить все детали прямо сейчас.
— Да кто ж этот ваш хозяин?! — Ландсбергис даже слегка повысил голос.
Вопрос повис в воздухе.
— Так мы будем договариваться или нет?
— Здесь? — окончательно потеряв весь свой апломб, спросил Ландсбергис.
— Зачем же… Пойдемте куда-нибудь.
Баг небрежно, мельком оглянулся и увидел, как Ландсбергис в сопровождении троих в сером удаляется в сторону входа в правый коридор первой палубы. Прочие серые халаты по-прежнему сидели за столиком и пили чай. Чалмоносцы пристально следили за перемещениями Ландсбергиса.
«Как мило! Похоже, тут что-то затевается…» —пронеслась короткая мысль, и в груди Бага стал разгораться пьянящий азарт будущей схватки. А в том, что она неизбежно воспоследует, Баг уже не сомневался. Любители носить чалму и любители носить серые халаты были явно из разных лагерей. А посередине, все еще пыжась, но все равно уже совсем иной, нежели при встрече с братом, торчал злополучный Ландсбергис с украденным наперсным крестом великомученика Сысоя за пазухой.
Допив пиво, Баг развернулся и не спеша направился в сторону лестницы. Ему не терпелось показаться в своей каюте, и как только металлическая дверь с лязгом отделила его от палубы, Баг понесся вперед большими прыжками. И, выворачивая из-за угла, — попал прямехонько в объятия нихонца Люлю.
— О! Господин Лобо! — обрадовался тот. — Как быстро вы ходите!
За спиной нихонца маячил длиннолицый в нелепой кепочке и во фраке, а также гокэ в широкополой шляпе. Сейчас он с живейшим интересом разглядывал Бага. Длиннолицый же стоял с совершенно отсутствующим видом.
— Прошу прощения, князь, — пробормотал Баг, отступая. — Извините. Я был так неловок.
Он вполне оценил крепкую хватку нихонца и ощутимые бугры мускулов у него на груди. Кончиками пальцев Баг коснулся рукоятки метательного ножа в рукаве.
— А, ерунда! — весело отвечал нихонец Люлю. — Эти паромы – у них такие узкие коридоры, что уважающие себя джентльмены даже не могут вволю ходить по ним так, как им того хочется, и вынуждены протискиваться друг за другом.
Широкополый за его плечом согласно закивал.
— Да, в чем-то вы правы, — проговорил Баг, все еще не зная, как правильно оценить ситуацию. — Позволю себе осведомиться – окончательно ли вы покинули Великую Ордусь, князь, или просто предприняли короткую морскую прогулку?
— Ой, бросьте вы эти церемонии! Я же сказал – зовите меня просто Люлю. Мне так нравится, я так привык и мне так приятно. А что до Ордуси – нет, мы просто на пару дней решили посетить Швецию… э-э… Свенску. Мы, знаете ли, путешествуем. Сэмивэл там никогда не был, — нихонец кивнул на широкополого. — А потом сразу обратно, к вам.
Сэмивел моментально и как-то панибратски отодвинул Люлю в сторону – коридор и впрямь был узким – и протянул Багу руку:
— Сэмивэл Дэдлиб. К вашим услугам.
Баг оставил в покое нож и пожал протянутую руку. Дэдлиб убрался на место.
— А это Юлли. Юллиус Тальберг, — указал через плечо большим пальцем общительный нихонец. Длиннолицый равнодушно кивнул. — Юлли тоже овладела тяга к перемене мест. Вы не обращайте внимания, он у нас мало разговаривает.
Длиннолицый Юллиус извлек из внутреннего кармана фрака фляжку и сделал из нее приличный глоток.
— Только что же мы тут стоим? — обернулся Люлю к широкополому. — Пора бы нам двинуть в бар, а, господин Лобо?
— А запросто! — подтвердил Дэдлиб. Юллиусу было, по всей вероятности, все равно, так как свой бар он носил с собой.
— Простите, князь… Люлю… но сейчас меня призывает дело большой важности.
— А, ну конечно! Извините, что задержал вас, милейший господин Лобо! Вы кажетесь мне просвещенным человеком, и мы будем рады увидеться с вами позже, когда вы освободитесь. Тогда уж мы непременно пропустим по стаканчику! Вы найдете нас в баре, — Люлю отодвинулся в сторону, пропуская Бага. Дэдлиб приложил два пальца к шляпе и улыбнулся, Юллиус Тальберг вяло сделал Багу ручкой.
В каюте Баг метнулся к «Керулену» и лихорадочно застучал по клавишам. «Керулен» скрипел пластиком.
…Молибден… молибден… молибден…
Так… Вот и перечень всех рудников.
Кому принадлежат?
Гм… Совершенно разные кампании.
Естественно. Монополии запрещены соответствующими уложениями Директората.
Но ведь кампании могут быть и подставными.
Круг интересов Бага был весьма далек от высокой политики и взаимоотношений Ордуси с варварской периферией. Но, как и всякий образованный ордусянин, он твердо знал, что периферия если и горазда хоть в чем-то, так это в технологиях. Она могла бы даже возгордиться, пожалуй – мелкие люди всегда найдут, чем гордиться – если бы не два обстоятельства.
Во-первых, девяносто процентов этих технологий никому и даром не были нужны, потому что на поверку оказывались способны лишь усложнять и отягощать человеческую жизнь, делать ее более суетной и нервной, давая взамен лишь иллюзию увеличения возможностей. Один европейский писатель – Баг никогда не мог запомнить, как его звали, — в своей странной, математически глубокомысленной сказке о девочке, попавшей в зеркало, почти полтора века назад сформулировал главный принцип варварской добродетели: чтобы оставаться на месте, надо бежать изо всех сил, а чтобы двигаться, надо бежать вдвое быстрее. Или как-то так. Не в точной цитате суть, а в том, что ни этот алгебраический писатель, никто другой там так ни разу и не сказал внятно: куда бежать? Зачем бежать? К кому и от кого бежать? И потому большинство их хитроумок вызывало у всякого нормального человека лишь ощущение подавленности и душевной пустоты. Словно целая неделя наедине с очень дорогостоящей, очень назойливой, очень умелой и совершенно не любящей женщиной.
