Отдельно помещались три двери с одинаковыми надписями: «Лечебное пиявкование» и рядом — «Главный кусальных дел мастер А. Архатов»… Богдан подергал ручку: закрыто. Кусальных дел мастер отсутствовал. А надо, чтобы присутствовал. Баг, наверное, уже к его дому подъезжает. Что ж, надо пригласить.
Пригласил, воспользовавшись помощью первого попавшегося лекаря. Это оказалось совсем не сложно. Стоило приветливому служащему произнести в трубку: «Архип, вас тут некий минфа Оуянцев дожидается…», Архатов так охнул на том конце провода, что Богдану оказалось слышно. «Сейчас буду! Передайте, сейчас буду!»
Вот и ладушки.
На втором этаже, куда Богдана любезно проводила молоденькая милосердная сестра, Богдан остановился перед кабинетом главного лекаря лечебницы Б. Сусанина и решительно постучал в дверь.
Сусанин оказался на месте…
И вот теперь этот невысокий, некрепкого сложения, в общем-то, симпатичный человек с намечающейся лысиной прятал от Богдана глаза, что-то пристально разглядывая среди банок и склянок в угловом шкапу.
— Что же вы молчите, преждерожденный Сусанин? Вопрос простой: знали ли вы некоего Софти?
— Ну… знал… — протянул Сусанин, изучая шкап. — Как сотрудника института в Нью-Мексико. Я со многими там познакомился… Мы же коллеги.
— А не беседовали ли вы с этим коллегой про секретные разработки американского института?
Сусанин подхватил со стола четки и стал перебирать их с удвоенной энергией.
— Что вы имеете в виду? — буркнул он, косо глянув на Богдана.
— Вы знаете, что я имею в виду, — отчеканил Богдан, не сводя с Сусанина глаз. — Вы прекрасно знаете. Но если вы немного запамятовали, то я задам вам другой вопрос, который, быть может, объяснит вам все окончательно. — Богдан поднялся и, упершись руками в стол, навис над съежившимся Борманджином. — Где вы разводите розовых пиявок?
— Что? — Глаза Сусанина, казалось, выскочат из орбит; он в ужасе уставился на Богдана, а Богдан, поймав наконец его взгляд, смотрел неотрывно, неотступно. — Каких… розовых?..
— Таких… с полосочками, — тихо, но очень внятно проговорил Богдан. — Специальных пиявок. Которых для вас Софти похитил.
Сусанин широко открыл рот, руки его тряслись.
— Я… я вас не понимаю…
— Очень жаль, — Богдан успокоился и сел. — Очень жаль, подданный Сусанин. — Он совершенно недвусмысленно выделил слово «подданный» интонацией. У Борманджина на лбу мгновенно выступили крупные капли пота. — Очень жаль, что вы так плохо меня понимаете. И как вам только не стыдно… Может быть, на все эти вопросы мне ответит ваш старый друг Козюлькин? Ох, простите — Архатов? Полчаса часа назад по моей просьбе его вызвал сюда один из ваших сотрудников, поглаживальных дел мастер кошечного отделения Степянян. Архип Онуфриевич сейчас в приемной вашей дожидается… и, я полагаю, очень интересуется знать, о чем мы тут беседуем. Позвать?
И тут в устремленных на Богдана раскосых глазах Сусанина проступила тихая тоска. Он расслабленно откинулся на спинку своего стула.
— Мне все равно.
Богдан пожевал губами. И тоже сменил тон.
— Вы же ученый, Борманджин Гаврилович. Ну, поглядите сами, во что вы ввязались? — И тут, внимательно глядя в лицо Сусанину, Богдан спросил: — Вы знаете, что ваш друг без вашего ведома использовал розовых пиявок для создания личной дружины боевиков?
Сусанин сгорбился. Отвел глаза:
— Вчера догадался… Когда по новостям показали побоище в апартаментах ад-Дина и то, что один из этих… кричал перед смертью про князя…
— Ну, вот и расскажите все, — Богдан вспомнил поразившие его в свое время виртуозные приемы напарника и, стараясь скопировать его мягкую, заботливую интонацию, произнес: — Облегчите душу. Ведь он же, Борманджин Гаврилович, предал вас… Козюлькин-то.
Сусанин вдруг усмехнулся:
— После такого предательства, как в девяносто первом, меня уж предательствами не удивишь. После такого… после такого любая подлость в порядке вещей.
Тут дверь в кабинет без стука распахнулась. Ввалился Баг, таща за ноги здоровенного молодца в белом халате. Молодец был без сознания. Следом в помещение степенно вошел рыжий кот.
— Уф, — сказал Баг, бросив ношу на пол и закрывая дверь. Кот тут же взгромоздился на грудь поверженному и внимательно на него уставился. Баг оглядел присутствующих. — Доброе утро, драг еч. Слава Будде, ты в порядке. А я, когда обыск не дал ничего, беспокоиться стал…
Богдан, мало что поняв, лишь вопросительно глянул на лежащее у его ног тело. Удивляться было некогда.
— Он подслушивал, — пояснил Баг. — Ну что ты так на меня смотришь: жив он, жив. — И обернулся к лишившемуся дара речи Сусанину. — Приветствую вас, Борманджин. Не ждали? А зря! По всему выходит — вы Прозрец! Управление внешней охраны. Где ваш приятель Козюлькин?
Сусанин вжался в стену: казалось, он хочет стать как можно меньше и незаметнее, а лучше всего — вообще каким-нибудь невероятным образом исчезнуть из этого кабинета, от этих людей с суровыми лицами и отчаянными, злыми глазами.
— А разве его в приемной нету? — спросил Богдан.
Баг мотнул головой, с беспокойством уставясь на еча.
— Нету.
Сусанин поморгал, словно пытаясь проснуться. Вотще.
— Тридцать три Яньло! — пробормотал Баг. — Стало быть, мы разминулись, что ли? Я ж только что от него…
— Благодарю за сотрудничество, подданный Сусанин, — торопливо сказал Богдан, вскакивая. — Вы оказали большую помощь следствию. — И выскочил из кабинета. «Что ж он, не поверил мне, что ли? — подумал Баг. — Говорю: нету, значит — нету…»
Он смерил взглядом Сусанина. Выражение лица грустное, но не испуганное и не подавленное. Сидит в свободной позе… «О танской поэзии они тут беседовали, что ли? Ну, Богдан! Человеколюбец!»
Баг подпустил во взгляд суровости. Сусанин все понял и тут же съежился.
— Вас связать? — ласково спросил Баг. Бывший ученый молча помотал головой.
— Тогда сидите тихо и ни шагу из кабинета, понятно? Позже поговорим, не время сейчас… — И тут Баг услышал из коридора отдаленный возглас Богдана: «Подданный Архатов! Немедленно остановитесь!»
«Милосердная Гуаньинь… Где ж он сидел-то?»
Баг вылетел в коридор — спина Богдана мелькнула и пропала за ближайшим углом; рванулся следом.
Богдан летел по лестнице, не чуя под собой ни ног, ни ступенек, каждое мгновение ожидая, что подвернется нога и он грянется оземь, но все равно летел — впереди несся подданный в развевающемся белом халате. Несся — и не собирался останавливаться.
Выскочив в коридор первого этажа, Козюлькин развил и вовсе невообразимую скорость: пулей промелькнул; и, когда Богдан, чувствуя, что ему начинает не хватать дыхания, повернул за последний поворот и оказался перед выходом, кусальных дел мастера в поле зрения уже не было.
