— Вы не поняли, сэр. Это новые обитатели. Те, что сняли тринадцатый этаж.
Гладстон Джимм затормозил на полном ходу, обдумал сказанное, понял и принялся перековывать мечи на орала.
— То есть эти… как бишь их… Тумбс и Буль?
— Эти самые, сэр. Наверх несут столы, шкафы, полки. Шныряют электрики и люди из телефонной компании. И все едут на тринадцатый этаж. Только, мистер Джимм, нету у нас тринадцатого этажа!
Пауза.
— Другие наниматели вам жаловались, мистер Блейк?
— Нет, мистер Джимм, но…
— Эти Тут и Буб кому-то мешают?
— Нет вроде. Только я…
— Только вы занимаетесь не своим делом, Блейк! Мальчик мой, вы мне нравитесь, но я вас предупреждаю — вы не тем занялись. Вы уже неделю служите управляющим небоскреба Мак-Гоуэна, и единственную серьезную сделку за это время пришлось заключать через центральную контору. Блейк, в вашей характеристике это будет выглядеть очень жалостно и не слишком красиво. Дыры на третьем, шестнадцатом и девятнадцатом этажах еще не заполнены?
— Нет, мистер Джимм. Я планировал…
— Планировать мало, Блейк. Планирование — это первый шаг. За ним должны следовать действия. Действия, Блейк, ДЕЙСТВИЯ! Попробуйте-ка вот что: возьмите табличку, большими красными буквами напишите на ней «действуй!», а на обороте перечислите все незанятые помещения в небоскребе. И повесьте перед своим столом. И каждый раз, когда взглянете на нее, вспоминайте, сколько еще у вас пустых мест. Работать надо, Блейк!
— Да, сэр, — пролепетал Блейк.
— И не звоните мне больше по поводу арендаторов, которые платят вовремя и не нарушают закон. Они вас не трогают, и вы их не трогайте. Это приказ, Блейк.
— Понятно, мистер Джимм.
Блейк долго сидел и смотрел на замолкшую трубку, потом поднялся, вышел в вестибюль и шагнул в лифт. В походке его чудилась некая необычная расхлябанность и даже определенное безрассудство — безрассудство человека, намеренно не подчинившегося приказу верховного главы фирмы по торговле недвижимостью «Веллингтон Джимм и сыновья, Инкорпорейтед».
Два часа спустя он, ссутулившись, выполз из лифта. Рот его тоскливо скривился. Поражение было полным.
Всякий раз, когда Блейк втискивался в лифт, полный электриков, телефонистов и грузчиков, едущих на тринадцатый этаж, тринадцатого этажа не оказывалось на месте. Но стоило им раздраженно пересесть в другой лифт, оставив Блейка позади, как они попадали, судя по всему, именно туда, куда намеревались. Было очевидно, что для Сиднея Блейка тринадцатого этажа нет. И, вероятно, не будет.
Он все еще размышлял над этой вопиющей несправедливостью, когда в пять часов к нему в приемную зашли, поскрипывая суставами, уборщицы, чтобы отметиться на часах.
— Кто из вас, — спросил он, осененный вдохновением, — кто из вас убирает на тринадцатом этаже?
— Я, — ответила старушка в ярко-зеленом платке.
Блейк силой затащил ее в свой кабинет.
— Когда вы начали убирать на тринадцатом этаже, миссис Риттер?
— Ну, когда новые наниматели въехали.
— А до того… — Блейк сделал паузу, внимательно глядя на уборщицу.
Та улыбнулась; несколько морщин изменили свои русла.
— Господи вас благослови, да прежде там нанимателей-то не было. На тринадцатом-то.
— И… — подбодрил ее Блейк.
— И убирать нечего было.
Блейк пожал плечами и сдался. Уборщица хотела уйти, но он задержал ее.
— А на что, — спросил он, глядя на уборщицу с нескрываемой завистью, — похож тринадцатый этаж?
— На двенадцатый. Или десятый. Этаж как этаж.
— И все туда могут попасть, — пробормотал Блейк себе под нос. — Кроме меня.
Он с раздражением осознал, что произнес эти слова слишком громко. Старушка сочувственно глянула на него.
— Может, это потому, — предположила она шепотом, — что вам незачем туда ехать?
Блейк все еще стоял столбом, осмысливая эту идею, пока уборщицы разбредались по зданию, гремя ведрами и метлами, когда за его спиной послышались кашель и тень кашля. Блейк обернулся. Мистер Тоху и мистер Боху поклонились — вернее, сложились и развернулись.
— Для таблички в вестибюле, — сообщил высокий, подавая Блейку визитку. — Так нас следует указать.
«Г. ТОХУ & К. БОХУ.
Специалисты по нерастяжимостям.
Работаем по найму».
Блейк облизнул губы, ввязался в битву с собственным любопытством и проиграл.
— А по каким нерастяжимостям?
Высокий глянул на низенького. Тот пожал плечами.
— По мягким, — ответил он.
И оба вышли.
Блейк был совершенно уверен, что, выходя на улицу, высокий поднял маленького на руки. Но что именно произошло потом, он не разобрал. Только по улице высокий шел уже один.
С того самого дня у Сиднея Блейка появилось хобби. Он пытался найти хороший повод посетить тринадцатый этаж. К сожалению, хорошего повода найти никак не удавалось, пока наниматели платили ренту в срок и никому не мешали.
Месяц за месяцем странные наниматели платили ренту. И никому не мешали. Приходили мойщики окон и мыли окна. Приходили маляры, плотники и строители — обустраивали контору на тринадцатом этаже. Посыльные шатались под грузом доставляемых бумаг. На тринадцатый этаж поднимались даже явные клиенты — группа, до странности разнородная: от деревенских нищих в куцых сюртучках до шикарно разодетых букмекеров; порой джентльмены в дорогих темных костюмах обсуждали процентные ставки и новые эмиссии акций негромкими солидными голосами и спрашивали лифтера о фирме «Тоху и Боху». Многие, очень многие отправлялись на тринадцатый этаж.
Сиднею Блейку начинало казаться, что туда ехали все, кроме Сиднея Блейка. Он пытался пробраться на тринадцатый этаж по лестнице, но, запыхавшись, выходил всегда либо на двенадцатом, либо на четырнадцатом. Пару раз он пробовал залезть в один лифт с самими Г. Тоху & К. Боху. Но, пока он находился в кабине, лифт не мог найти тринадцатого этажа. А те оборачивались и одаривали загадочными улыбками место, где Блейк пытался слиться с толпой, так что тот, краснея, вылезал на первой же остановке.
Однажды он пытался даже — безуспешно — замаскироваться под инспектора по пожарной безопасности…
Ничто не помогало. На тринадцатом этаже делать ему было нечего.
Он раздумывал над этой проблемой круглыми сутками. Животик его потерял округлость, ногти — маникюр, а брюки — свою складку.
И никто, кроме него, не проявлял ни малейшего интереса к постояльцам с тринадцатого этажа.
Хотя однажды мисс Керстенберг оторвала взгляд от машинки и произнесла:
