На этот раз я увидел казармы, полные героев, причем многие из них в двух или трех экземплярах. И сидят они, кляня судьбу, как клянут ее в казармах на любой планете, будь ты на вид герой или нет. Но их проклятия вызваны унижениями, которые прежде солдатам и не снились, — унижениями, затрагивающими саму суть человеческой личности.
— Значит, вы полагаете, — проговорил я негромко, несмотря на заливающий лицо пот, — что вас сознательно лишили способности воспроизводить себе подобных?
Вейнстайн скривился:
— Пожалуйста, командир. Только не надо сказок.
— Вам никогда не приходило в голову, что сейчас главной проблемой нашего вида стало размножение? Поверьте, парни, что сейчас только об этом и говорят. Школьные дискуссионные команды на окружных соревнованиях обсуждают эту тему от корки до корки; каждый месяц даже археологи и ботаники, изучающие грибы, выпускают книги, где пишут об этом со своей точки зрения. Каждый знает, что если мы не справимся с проблемой воспроизводства, то эотийцы нас уничтожат. Неужели вы всерьез думаете, что при подобных обстоятельствах хоть кому-то будет сознательно отказано в возможности иметь потомство?
— Да что могут на общем фоне значить несколько мужчин-нулей? — взъярился Грей. — В новостях говорили, что за последние пять лет банки спермы никогда не были настолько полны. Мы им не нужны.
— Командир, — обратился ко мне Ванг Хси, выставив треугольный подбородок. — Позвольте и мне задать вам вопрос. Неужели вы искренне полагаете, будто мы поверим, что наука, способная воссоздать живое, высокоэффективное человеческое тело со сложной пищеварительной и сложнейшей нервной системой — и все это из кусочков мертвой и разлагающейся протоплазмы, — не в силах хотя бы один-единственный раз воспроизвести и половые клетки?
— Вам придется мне поверить. Потому что это именно так.
Ванг сел, остальные тоже. На меня они больше не смотрели.
— Неужели вы никогда не слышали о том, — взмолился я, — что суть индивидуума заключена в его половых клетках в гораздо большей степени, чем в любых других частях его организма? Что некоторые биологи-чудаки даже считают, будто наши тела и тела всех других существ есть лишь переносчики, временные прибежища, с помощью которых половые клетки воспроизводят сами себя? И вообще это сложнейшая из всех биотехнических загадок! Поверьте мне, парни, — страстно добавил я, — что, когда я говорю, что биология еще не решила проблему половых клеток, я говорю правду. Я точно это знаю.
Это их добило окончательно.
— Слушайте, — продолжил я. — У нас есть одна общая черта с эотийцами. Насекомые и теплокровные животные бесконечно далеки друг от друга. Но только у общественных насекомых и общественных животных вроде человека можно обнаружить индивидуумов, которые хотя и не участвуют лично в цепочке воспроизводства, тем не менее жизненно важны для своего вида. Например, воспитательница детского сада — бесплодная, но несомненно незаменимая для формирования личностей и даже психики детей, о которых она заботится.
— «Лекция по ориентации для заменителей солдат номер четыре», — сухо произнес Вейнстайн. — Он вычитал все это в книжке.
— Я был ранен, — заявил я, — Я был серьезно ранен пятнадцать раз. — Я встал и принялся закатывать рукав. Он оказался мокрым от пота.
— Мы и так видим, что вы были ранены, командир, — неуверенно проговорил Ламед, — Это ясно по вашим медалям. И вам незачем…
— И после каждого ранения меня латали, и я становился как новенький. Даже лучше. Взгляните на эту руку, — Я согнул ее, демонстрируя, — До того как старая рука сгорела в небольшой стычке шесть лет назад, я не мог нарастить на ней такие мускулы. К культе мне приделали руку лучше прежней, а рефлексы у меня, уж поверьте на слово, никогда не были столь хороши, как сейчас.
— Но что вы имели в виду, — начал Ванг Хси, — когда говорили, что…
— Пятнадцать раз я был ранен, — перебил я его, возвысив голос, — и четырнадцать раз меня восстанавливали. Но в пятнадцатый раз… Что ж, в пятнадцатый раз я получил рану, перед которой медики оказались бессильны. И они ничем не смогли мне помочь.
Роджер Грей открыл рот.
— К счастью, — прошептал я, — эта рана оказалась не на заметном месте.
Вейнстайн захотел меня о чем-то спросить, но передумал и сел. Но я сказал то, что он хотел узнать.
— Нуклеонная гаубица. Потом выяснили, что у нее был дефектный снаряд. Он убил половину команды на нашем крейсере второго класса. Я не погиб, но оказался на пути нейтронного пучка, вылетевшего назад.
— И этот пучок… — Ламед что-то быстро подсчитал в уме, — Этот пучок стерилизовал бы любого на расстоянии менее двухсот футов. Если только на вас не был надет…
— Не был, — Я перестал потеть. Все кончилось. Я раскрыл свой драгоценный секрет и теперь смог глубоко вдохнуть, — Так что как видите… во всяком случае, я знаю, что эту проблему еще не решили.
Роджер Грей встал.
— Эй, — сказал он и протянул руку. Я пожал ее. Нормальная рука, разве что чуточку сильнее обычной.
— Экипажи «рогаток», — добавил я, — набираются из добровольцев. Кроме двух категорий: командиров и заменителей солдат.
— Наверное, по той причине, что человечеству легче всего ими пожертвовать? — спросил Вейнстайн.
— Правильно, — согласился я. — Потому что человечеству легче всего ими пожертвовать.
Он кивнул.
— Ну черт бы меня побрал, — рассмеялся Ламед, тоже поднимаясь и протягивая мне руку. — Добро пожаловать в наш город.
— Спасибо, — отозвался я, — Сынок.
Он изумился, услышав последнее слово.
— Осталось рассказать совсем немного, — объяснил я. — Никогда не был женат, а в увольнениях был слишком занят в барах и всячески развлекался, чтобы заглянуть в банк спермы.
— Ого, — произнес Вейнстайн и указал на стену толстым пальцем. — Значит, вот оно как?
— Вот именно. Это и есть моя семья. Единственная, которая у меня когда-либо будет. А этих штучек, — я постучал по своим медалям, — я набрал почти достаточно, чтобы заработать право на замену. Как командир «рогатки» я в этом уверен.
— Единственное, что вы пока не знаете, — уточнил Ламед, — так это насколько большой процент тех, кто придет вам на замену, будет посвящен вашей памяти. А процент этот зависит от того, сколько еще медалей появится у вас на груди до того, как вы станете… э-э… можно ли мне сказать _сырьем?_
— Да, — ответил я, испытывая безумную легкость, ясность и расслабленность. Я все им сказал и больше не ощущал на плечах тяжесть миллиарда лет эволюции и воспроизводства, — Да, Ламед, можешь так и сказать.
— Знаете, парни, — продолжил Ламед, — по-моему, нам всем хочется, чтобы командир набрал побольше «фруктового салата». Он отличный парень, и таких, как он, в нашем клубе должно быть побольше.
