Стив начал бледнеть. А я продолжал. Я рассказал о странной эпидемии, поразившей детишек в округе Гроппа, — эпидемии малокровия. Я рассказал, что его отец нашел этот платок в доме Стопсов, у постелей больных малышей. Я рассказал… уже самому себе, потому что Стив вылетел из кухни как ошпаренный. Через пару секунд он умчался на своей таратайке.
Вернулся он в половине двенадцатого и казался ровесником своего отца. Я оказался прав — до последней мелочи. Когда он разбудил Татьяну и спросил ее прямо, она сломалась и залилась слезами. Да, она была вампиром, но тяга к крови пробудилась в ней лишь пару месяцев назад. Она боролась с этим влечением, пока не почувствовала, что сходит с ума от голода. Она питалась только детьми, потому что боялась взрослых — те могли проснуться и схватить ее. И она обрабатывала многих детишек, чтобы ни один не терял слишком много крови. Но голод становился все сильнее…
И все же Стив умолял ее выйти за него замуж! «Должен быть способ вылечить тебя, — говорил он, — Это болезнь не страшнее любой другой». Но она — благослови ее бог, подумал я тогда, — отказала. Она вытолкала его из дверей и закрылась в доме.
— Где отец? — спросил Стив. — Может, он знает.
Я ответил, что док уехал почти одновременно с ним и еще не вернулся. Так что мы сидели и думали. И думали.
Когда забренчал телефон, мы оба едва не взмыли под потолок. Трубку поднял Стив; долго орал что-то неразборчивое, потом влетел в кухню, схватил меня за рукав и потащил в свой драндулет.
— Звонила Татьянина служанка, Магда, — сообщил он, нажимая на газ. — Сказала, что с Татьяной после моего ухода случилась истерика. А пару минут назад она уехала. Куда — не сказала. Магда думает, что Татьяна решила покончить с собой.
— Покончить с собой? Да она же вампир, как… — И тут я понял как.
Я глянул на часы.
— Стиви, — прошептал я, — лети в Криспин. И гони изо всех сил!
Он выжал из своего тарантаса все, что мог. Мотор, казалось, собирался оторваться от рамы. Помню, повороты мы срезали, едва касаясь дороги одним колесом. Машину Татьяны мы увидели, едва въехав в Криспин, у обочины одной из трех дорог, сходившихся в центре городка. Посреди пустой улицы стояла хрупкая фигурка в тоненькой сорочке. По моей культе точно кувалдой ударили. Мы подкатили к ней, когда церковные часы начали отбивать полночь. Стив выскочил из машины и выбил из Татьяниных рук заостренную деревяшку. Он прижал девушку к себе, и она разрыдалась.
А мне было паршиво. Я все время думал, каково же это Стиву влюбиться в вампира, и даже не пытался посмотреть на ситуацию с ее стороны. А она любила его достаточно сильно, чтобы попытаться покончить с собой единственным способом, каким можно убить вампира — вонзив осиновый кол в сердце в полночь на перекрестке.
И она была хорошенькая. Я-то представлял себе этакую сирену, ну, вы понимаете — высокую, стройную, в облегающем платье. Ведьму, в общем. А передо мной была очень испуганная нервная девчонка, цеплявшаяся за плечо Стива так, точно взяла его в аренду. Она была еще моложе Стива.
Так что пока мы ехали домой, в голове у меня вертелась только одна мысль: «Ох и худо же будет детишкам…» Влюбиться в вампира и то плохо, но быть вампиром и влюбиться в человека…
— Ну как я могу выйти за тебя замуж? — всхлипывала Татьяна, — Что это будет за жизнь? И, Стив, я ведь могу так проголодаться, что наброшусь на тебя!..
Не учитывали мы только вмешательства дока Джадда. Или недостаточно учитывали.
Когда ему представили Татьяну и рассказали всю историю, плечи его расправились, а в глазах вновь вспыхнул огонь. Больным детям уже ничто не угрожало — это самое главное. А Татьяна…
— Чушь, — заявил он. — В пятнадцатом веке вампиризм, может, и был неизлечимой болезнью, но в двадцатом с ним легко справиться. Ночной образ жизни указывает на аллергию к солнечному свету и, возможно, фотофобию. Придется носить черные очки, девочка, и попробуем инъекции кортикостероидов. А вот потребность в поглощении крови — это проблема посерьезнее.
Но он и ее решил.
Нынешняя медицина использует сухую, обезвоженную кровь. Так что каждый вечер перед отходом ко сну миссис Стивен Джадд вытряхивает немного порошка в стакан с водой, добавляет кубик льда и принимает свою ежедневную «кровавую мэри». Насколько мне известно, они с мужем до сих пор живут счастливо.
Срок авансом
Через двадцать минут после того, как тюремный космолет приземлился на нью-йоркском космодроме, на борт допустили репортеров. Они бурлящим потоком хлынули в главный коридор, напирая на вооруженных до зубов надзирателей, за которыми им полагалось следовать, — впереди мчались обозреватели и хроникеры, а замыкали лавину телеоператоры, бормоча проклятья по адресу своей портативной, но все-таки тяжелой аппаратуры.
Репортеры, не замедляя бега, огибали космонавтов в черно-красной форме Галактической тюремной службы, которые быстро шагали навстречу, торопясь не упустить ни минуты из положенного им планетарного отпуска — ведь через пять дней космолет уйдет в очередной рейс с новым грузом каторжников.
Репортеры не удостаивали взглядом этих бесцветных субъектов, чье существование исчерпывается монотонными рейсами из конца в конец Галактики. К тому же жизнь и приключения гетеэсовцев описывались уже столько раз, что тема эта давно была выжата досуха. Нет, сенсационный материал ждал их впереди!
Глубоко в брюхе корабля надзиратели раздвинули створки огромной двери и отскочили в сторону, опасаясь, что их собьют с ног и растопчут. Репортеры буквально повисли на прутьях железной решетки, которая отгораживала огромную камеру. Их жадные взгляды метались по камере, наталкиваясь на холодное равнодушие и лишь редко на любопытство в глазах людей в серых комбинезонах — люди эти лежали и сидели на нарах, которые ряд за рядом, ярус за ярусом безотрадно тянулись по всей длине трюма. И каждый человек в сером сжимал в руках пакет, склеенный из простой оберточной бумаги, а некоторые нежно его поглаживали. Старший надзиратель, выковыривая из зубов остатки завтрака, неторопливо приблизился к решетке с внутренней стороны.
— Здорово, ребята, — сказал он, — Кого это вы высматриваете? Я вам не могу помочь?
Кто-то из менее молодых и наиболее известных хроникеров предостерегающе поднял палец.
— Бросьте эти штучки, Андерсон! Космолет сел с опозданием на полчаса, и нас еще двадцать минут проманежили у трапа. Где они, черт подери?
Андерсон несколько секунд смотрел, как телеоператоры локтями отвоевывают место у самой решетки для себя и своей аппаратуры. Потом он извлек из зуба последний кусочек мяса.
— Стервятники! — бормотал он, — Охотники за мертвечиной! Упыри!
Затем, ловко перехватив дубинку, старший надзиратель стал выбивать частую дробь по прутьям решетки.
— Крэндол! — рявкнул он. — Хенк! Вперед и на середину!
Надзиратели, которые, поигрывая дубинками, мерным шагом расхаживали между многоярусными нарами, подхватили команду: