Это необычное для Эстер Сакариан проявление «женской интуиции» исключительно точно отражает положение вещей, потрясенно подумал Коннор Кунц. На протяжении всего полета его одолевали тревожные мысли.
«Дом позаботится, чтобы правительство без всяких сложностей аннулировало их контракт, потому что хочет видеть их счастливыми. Он будет оберегать их счастье, давая им все, что они пожелают, — за исключением возможности покинуть его. Этот продукт чьей-то невероятной творческой фантазии наконец-то заполучил тех, кому может служить. Вновь обретя хозяев спустя все эти долгие годы, он будет хранить его, ее, их любой ценой. Для этого ему придется начать вмешиваться в дела нашего мира, но уже первый шаг в этом направлении окажется равносилен удару по длинному ряду костяшек домино. Оберегая своих подопечных от могущего нарушить их счастье вмешательства мира, дом будет вынужден заходить все дальше и дальше.
В конце концов этот предмет домашнего обихода сможет контролировать все человечество и заставит его прыгать, подчиняясь изменчивым капризам Пола Маркуса и Эстер Сакариан. Все во имя преданного служения! Без сомнения, у него хватит сил на это, а в случае чего он наверняка сможет черпать их из доступного лишь ему одному источника, где эти силы пребывают в состоянии временного покоя. И когда он начнет контролировать всю планету… ведь наверняка никто даже не пикнет, как молчат сейчас Эстер и Пол! Этот раболепный обломок движимого имущества настолько превосходит нас по своим возможностям, что запросто сумеет перестроить наше мышление. Подумать только, я сижу рядом с одной из тех двоих, чья любая, даже мимолетная фантазия вскоре станет непреложной командой! Ужасно, ужасно…»
Однако к тому времени, когда Коннор Кунц посадил вертолет в Литл-Ферми, эти идея больше не вызывала у него возражений. Ему казалось это в порядке вещей — что он может делать лишь то, против чего Пол и Эстер не будут возражать. А как же иначе, в самом деле?
Снаряд-неудачник
Ну наконец-то. Я принял твердое решение. Война закончена, и, как только «Солнечный удар» осуществит посадку на Земле, я сдам своих пленников какому-нибудь чиновнику трибунала по военным преступлениям и снова стану абсолютно гражданским лицом. Я буду свободен делать что хочу — пить вино, петь песни и… ну, вы понимаете, что я имею в виду, — в общем, весь набор.
Коммуникатор, установленный на потолке приятного, нежного цвета, показывал оставшееся расстояние — два миллиона миль. В общем, пара пустяков! Это путешествие вообще оказалось очень приятным. «Солнечный удар» — роскошная частная космическая яхта, реквизированная для нужд земного Космического флота — для доставки моих необычных подопечных в руки правосудия. Я надеялся, что когда-нибудь я смогу позволить себе такую яхту. После того как много лет пробуду сугубо гражданским человеком…
Глаза буквально слипались. Джимми Троки должен разбудить меня через четыре часа, чтобы я сменил его на вахте по охране пленных. И к этому времени мне надо быть совершенно свежим. Я задремал.
— Мистер Батлер! — Я рывком сел. Огромная физиономия капитана Скотта смотрела на меня с экрана коммуникатора. — Немедленно явиться на мостик! Немедленно, мистер Батлер! — Изображение потускнело и исчезло.
Чуть наклонив койку, я выбрался из нее и оделся. За пять лет службы неизбежно вырабатываются определенные рефлексы на приказания. Только когда дверной люк остался позади, я вспомнил, что следует остановиться и хотя бы выругаться.
Интересно, с какой стати этот дряхлый космический пес считает, что имеет право мне приказывать? Я служу в армии, а не во флоте. Более того, я уволился перед тем, как мы взлетели. И единственное, за что я сейчас отвечаю, — это пленные.
Похоже, надо кое-что разъяснить старику. Тем не менее я отправился на мостик. Правда, не раньше чем наведался в конец коридора — проверить, как дела у марсиан.
Джимми Троки, мой подчиненный, прислонился к люку, ведущему в офицерскую каюту, которая в этом полете служила тюрьмой. Он быстро бросил сигарету и затоптал ее.
— Извини, Хэнк. Но все под контролем, честно. Рафферти и Голдфарб оторвались от шахмат и отпустили меня перекурить. Уж они-то ничего не пропустят.
— Все в порядке, — ответил я. — Мне случалось поступать так же. Просто чтобы легкие не пересохли без курева. Как там себя чувствуют наши друзья? Все еще принимают ванны?
Он усмехнулся.
— Дидангул умудрился пять раз искупаться за мою вахту. Оба дружка сменяли его в бассейне. Только марсианин способен нежиться в водичке, когда над его чешуйчатой башкой висит вполне вероятный смертельный приговор! — Его лицо напряглось, — Но все оставшееся от купания время наши друзья возятся с преобразователем и пересвистываются.
— Знаю. Мне это тоже не нравится. Но седоволосые парни в штабе решили предоставить им этот прибор. Сказали, что преобразователь такого размера не представляет опасности и пусть, мол, потешатся перед смертью. Приговоренным марсианам полагается плотный ужин.
— Да. Я этого не понимаю. Когда я думаю о том, что Дидангул сделал с парнями из Пятнадцатой армии… Конечно, им не удастся вытащить из преобразователя оружие. Все, что они получали, это крошки нейтрониума, которые не смогут поднять даже их троих. И все-таки…
— Мистер Батлер, — раздался из коммуникатора пронзительный голос. — Капитан Скотт говорит, что, если вы не появитесь на мостике через две минуты, он пришлет наряд и вас притащат за волосы.
Джимми разозлился.
— Кого это он из себя корчит? Ты вовсе не обязан подчиняться приказам этого парня. Он — флотский!
— Он — капитан корабля, — напомнил я. — Ты же знаешь в открытом космосе он может распоряжаться даже жизнью и смертью. Придется мне идти.
— Ну, во всяком случае, не позволяй ему нести разную чушь, — крикнул Джимми мне вслед и, махнув рукой, полез в дверной люк.
Прежде чем открыть тяжелую дверь, ведущую на мостик, я поправил китель так, чтобы эмблема «Орел-на-Сатурне» ровно сидела на груди. В первом военторге, который наши оккупационные войска открыли на Марсе, не продавали штатские шмотки поэтому мне приходилось по-прежнему постоянно носить форму. А Скотт не выносил небрежности в одежде.
Погладив ладонью панель, я шагнул вперед. Бац! Я тер нос и на чем свет стоит проклинал весь земной Космический флот. Угораздило же их заменить удобные привычные люки старомодными откидными дверями на шарнирах — флотские традиции, видите ли…
Я вцепился в дверную ручку и вошел, все еще ощущая боль в носу. Никто даже не подмигнул мне в знак сочувствия. Все, кроме Каммингса, рулевого, столпились вокруг одного из пяти больших видеоэкранов, имевшихся на мостике. Я вздохнул.
— Мистер Батлер, — крикнул через плечо капитан Скотт. — Если ваши разнообразные светские обязанности позволяют вам согласиться с моим предложением, не будете ли вы столь любезны, чтобы подойти на минутку к экрану?
Я взглянул на его косматый затылок и перевел глаза на светло-синюю форму. Затем, разумеется, пришлось подойти к экрану и встать рядом с лейтенантом Висновски, астронавтом, — тот послал мне мимолетную улыбку. Скотт скрежетал зубами.
