Что за задание!..
«Покажи человеческий аспект охоты на вампиров, — приказал Рэндалл. — Все остальные службы новостей преподнесут ее в том духе, что в наш атомный век одержимая средневековыми предрассудками деревенщина все еще устраивает охоту на ведьм. Мол, как тупы и недоразвиты тупые, недоразвитые олухи! Ты всего этого не касайся. Найди для себя сентиментальную, слезливую, индивидуальную точку зрения на кровососов и наплачь мне три тысячи слов. А командировочные расходы максимально сократи — все равно на этом сельскохозяйственном вздоре много не заработаешь».
«И вот я седлаю свой кабриолет, — тоскливо думал Шеллингер, — и мчусь в страну фермеров, где никто нипочем не заговорит с чужаками — "особенно теперь, потому что этот вампир Уже успел добраться до трех юных девочек". И никто не скажет, как зовут трех юных девочек и жив ли кто-нибудь из них; а Рэндалл в своих телеграммах все спрашивает, когда же я начну присылать нормальные материалы; а я до сих пор не могу найти ни одной словоохотливой бабенки во всей окрестности. Даже не знал бы об этой облаве, если бы не начал интересоваться, куда подевались из города все мужчины в такой промозглый дождливый вечер».
На второй скорости по этой дороге ехать было очень плохо, однако на третьей — просто невозможно. Колдобины тоже не шли на пользу амортизаторам. Шеллингер вытер запотевшее стекло носовым платком и пожалел, что у него нет еще одной пары фар. Он почти ничего не видел.
Вон то темное пятно впереди, например. Может, какой-нибудь из охотников на вампиров, а может, зверь, которого они вспугнули. Может, даже маленькая девочка.
Шеллингер резко надавил на тормоз.
Это была девочка. Маленькая девочка, темноволосая, в синих джинсах. Он покрутил ручку, опуская стекло, и выставил голову под дождь.
— Эй, тебя подвезти?
Ребенок стоял, ссутулившись на фоне мрачного вечернего неба и исчезающего в дымке дождя пустынного пейзажа. Девочка внимательно осмотрела машину, потом оценивающе поглядела ему в лицо, что-то взвешивая. Она, вероятно, даже не знала о существовании хромированных послевоенных автомобилей. Наверно, даже не мечтала в таком прокатиться. Еще долго будет хвастаться перед другими ребятами.
Видимо, решив, что он не из тех незнакомцев, от которых ее остерегала мама, и что в машине будет удобнее, чем идти по грязи под дождем, девочка кивнула. Очень медленно обошла машину спереди и уселась справа от водителя.
— Спасибо, мистер, — сказала она.
Шеллингер тронулся вперед и быстро искоса взглянул на девчушку. Синие джинсы были рваными и мокрыми. В них ей, наверно, ужасно холодно и неудобно, но она не хотела подавать виду. Будет переносить все неудобства со стоицизмом, присущим этим горцам.
Однако она была явно напугана и сидела очень прямо, аккуратно положив руки на колени, отодвинувшись в дальний угол сиденья. Чего боится ребенок? Ну конечно же, вампиров!
— Тебе далеко ехать? — мягко спросил Шеллингер.
— Около мили с половиной. Только вон туда. — Девочка ткнула через плечо коротким толстым пальчиком. Она вообще была довольно толстенькой, гораздо более упитанной, нежели большинство здешних костлявых детей издольщиков. Со временем даже могла стать красивой, если только какой-нибудь неграмотный вахлак не угробит ее в ветхой лачуге замужеством и непосильной работой.
Шеллингер с сожалением начал маневрировать, наконец развернулся и поехал назад. Он упустит охотников, но нельзя же выбросить симпатичного ребенка посреди унылого бездорожья! Надо сначала отвезти ее домой. Да и все равно не удастся ничего вытянуть из этих необщительных фермеров с заостренными кольями и серебряными пулями в допотопных ружьях.
— А что твои старики тут выращивают — табак или хлопок?
— Они пока ничего не сажают. Мы только что сюда приехали.
— А-а. — Все понятно, вот почему у нее нет местного акцента. Если присмотреться, то девочка держалась с каким-то достоинством, которого он не замечал у здешних детей. — А не поздно гулять в такое время? Твои старики не боятся тебя так поздно выпускать, когда вокруг полно вампиров?
Девочка поежилась:
— Я… Я осторожная, — наконец сказала она.
«Эге! — подумал Шеллингер. — Вот тебе и человеческий аспект». Как раз то, о чем разглагольствовал Рэндалл. Испуганная маленькая девочка, но настолько любознательная, что может подавить страх и выйти из дома, чтобы посмотреть, что происходит в этот вечер. Он пока еще не знал, как именно использует идею, но его журналистский нос уже начал принюхиваться. Здесь что-то было — тот самый колоритный человеческий аспект сейчас бесстрашно сидел у него на красном кожаном сиденье.
— А ты знаешь, кто такой вампир?
Она удивленно посмотрела на него, опустила глаза и стала изучать сложенные на коленях руки в поисках слов.
— Это… это такой, кому нужны люди вместо еды. — Запнувшись, девочка помолчала. — Так, да?
— Пожалуй. — Отлично. Устами младенца. Доверься ребенку, и он подскажет свежую точку зрения, не испорченную книжными предрассудками. Надо обязательно это использовать: «Люди вместо еды». — Считается, что вампир — это человек, который будет бессмертным, то есть не умрет, до тех пор, пока он питается кровью и жизненными силами живых людей. Единственный способ убить вампира…
— Здесь нужно свернуть, мистер.
Он повернул автомобиль на проселочную дорогу. Она была раздражающе узкой; удивленные мокрые сучья хлестали по стекам, лениво царапали крышу машины. Иногда с верхушек деревьев лилась скопившаяся там вода.
Шеллингер припал лицом к лобовому стеклу, пытаясь расшифровать картинку, состоявшую из коричневой грязи среди сорной травы, которую выхватывали перед ним из темноты фары.
— Ну и дорога! Твои старики действительно начинают с нуля!.. Так вот, единственный способ прикончить вампира — это с помощью серебряной пули. Или еще можно вбить кол ему в сердце и похоронить в полночь на перекрестке. Именно так собираются поступить сегодня ночью те люди, если поймают его, — Он повернулся, услышав, как девочка глубоко вздохнула. — Что такое? Тебе эта идея не по душе?
— Я думаю, это чудовищно, — сказала она с чувством.
— Почему же? Или ты считаешь — живи и дай жить другим?
Девочка подумала над его словами, кивнула, улыбнулась:
— Да, живи и дай жить другим. Живи и дай жить. В конце концов… — Она опять затруднялась подобрать нужные слова. — В конце концов, некоторые люди ничего не могут поделать с тем, какие они. Я хочу сказать, — она очень медленно, очень задумчиво произносила слова, — например, если человек вампир, то что он с этим может поделать?
— Это серьезный аргумент, детка. — Шеллингер снова принялся рассматривать дорогу, — Тут одна беда: если ты веришь в такие вещи, как вампиры, то не веришь, что они хорошие, ты веришь, что они отвратительные. Те люди в деревне, которые утверждают, будто троих детей убил вампир — или что-то там с ними сделал… они его ненавидят и хотят уничтожить. Если существуют такие вещи, как вампиры, — не забывай, я сказал «если», — тогда, по самой природе, они делают такие ужасные вещи, что годится любой способ, чтобы избавиться от них. Понимаешь?
