«А в самом деле, — подумал Лао, — не лучше ль быть козлом? Трава, деревня, молоко, березы».
И немедленно заблеял, обрастая шерстью. Деревня расцветала вокруг пылкой иллюзией деревянного уюта, набрякшего везде, словно роса поутру. Мятная трава шелестела повсюду сырной тайной свежих чудес. Четвероногое состояние дышало комфортом, молодостью и величием предстоящего пути. Все было так хорошо.
Но пришел хозяин и кривым ятаганом разрезал шерстяную шею новоявленного козла. Мир требовал жертв, и животное тихо скончалось в хлеву. Лао порадовался возвращению в эмпиреи. Яковлев ждал его, все ждали его. Семен умер.
§
Миша Оно проснулся утром в своей комнате, на стенах которой сияло отраженное солнце. Он был рожден, как и прочие, с маленькой красной звездочкой на левом виске, ибо высшие силы заботились о сохранении его изначальной сущности в веках и давали ему шанс стать великим в каком-нибудь уровне бытия. Он существовал сейчас как юный струльдбруг и смотрел на свой облик в зеркале с заинтересованным видом субъекта, постигающего суть.
Миша плевал с балкона вниз, помнил детство, ушедшее к праотцам, и с надеждой осматривал незыблемый, словно мировая культура, мир, расположенный вокруг и внутри, который, будто просящая пищу собачка, жаждал творца и тайн.
Миша икнул и захотел кофе. Кофе возникал в специальном медном сосуде, дрожа дымом пещерных костров и капельным блеском нежащихся рыб. Кофейный сосуд стоял на плите, готовый родить из себя жидкий напиток, обладающий именем. Миша читал литературу с серьезными проблемами, не имеющими никакого отношения к реальности, которая нагло сияла за окном. Ему грезились девочки, полюбившие его душу. Он вспоминал любовные похождения, и физическая эйфория, возникающая от воспоминаний, заставляла его чувствовать приятное счастье.
Вчера, или год назад, он помнил.
Он взял девушку за ручку, и они взмыли куда-то вверх, словно земные твари, рожденные летать; ступени домов мелькали повсюду глубинными кошачьими глазами; предвкушая зарождение содружества, Миша и девушка щебетали, как полевые птички на пути назад-в-рай, девушка распахивала пальто, превратившись в дельтаплан, летящий вдаль; Миша выставлял свой локоть, чтобы любовь цеплялась за него, и пролонгированный поцелуй ласкал их объединенный язык, когда девушка была совсем рядом.
Возможно, Миша издавал громкий крик, хватал девичью пятку и пронзал ее стрелой любви. Он бросал лассо, срывал нижнюю юбку, выбрасывая ее во внешний простор, освобождал тело от одежд, пахнущих духами и женщиной, и готов был стать на какое-то время Сиамским близнецом для своей возлюбленной, объединив себя с ней расхожей целью живых существ. Он сидел на кровати напротив женщины и смотрел на ее голое тело, хранящее примитивную радость. Он стоял вместе с девушкой и целовал ее зимнее пальто. Он был тогда погружен в любовный мир.
Сейчас Миша пил кофе, собираясь идти в гости. Все еще начиналось в очередной раз, и Миша был внутренне пуст, как компьютер. лишенный программы. Он знал только что-то.
Надев пиджак и красные носки, Миша вышел на улицу. Потом он снова вернулся домой и взял арбалет с отравленными стрелами. На дороге почти никого не было, только умный человек шел навстречу. Миша вскинул арбалет, зарядив его.
— Мой мальчик! — сказал умный человек. — Вы убьете меня?
— О, да! — патетично крикнул Миша Оно, топнув ножкой. — Я — мститель богов!
— О’кэй. Пусть кончится моя жизнь. Я умру достойно. Мое имя Петров.
Умный человек поднял руки вверх, раскрывая свое тело для стрелы.
— Умри навеки! — крикнул Оно, выстреливая. Стрела воткнулась в Петрова, и он упал назад, чтобы умереть, обратив лицо в небо. Кровь, словно красное вино, медленно выступала из ранки, которую сделал Миша стрелой. Он подошел к Петрову и смотрел на его смерть. Это было истинным ощущением. Потом он бросил арбалет прямо на труп и побежал вперед, чтобы милиция не арестовала его на месте убийства. Миша не хотел сидеть в скучной камере и молиться о легком приговоре. Он был молод и был готов жить дальше. Он бежал и плакал, сознавая различие добра и зла. Улицы были пусты и изумительно угрюмы. Миша Оно посмотрел назад, как в прошлое, и пошел в гости.
§
В это же время Лао пришел в гости к Яковлеву на тайную квартиру где-то в пространстве. Он поднимался по узкой лестнице; был пьян, возможно, от вина; и чувствовал себя трагично и дружелюбно. Дверь в квартиру предстала перед ним, словно некий вход к другу, готовому разделить одиночество, как кусок хлеба. Лао постучал, и позвонил в звонок, и замер, слушая звуки за дверью.
На пороге возник Яковлев. Он был страшен и многорук, нимбы блистали над ним, словно лампа в операционной, несколько голов с глазами мрачно смотрели на Лао, испуганного торжественным явлением.
— Это — Я! — заявил Яковлев, выдохнув огонь из своих ртов. — Кто потревожил мое бытие, явившись в этот миг?
— Оставь это, — сказал Лао и икнул.
— Ты пьян, как свинья.
— Я выпил напиток богов!
Яковлев отвернулся и принял какой-то другой вид. Они прошли в комнату, в которой почти ничего не было. Был только старый обеденный стол, и на нем стояла чашка кофе. Из тьмы Яковлев достал две табуретки.
— Садись и пей! — сказал он.
Лао сделал глоток и поставил чашку на место.
— Что будем делать? — спросил он. — Я люблю тебя! Нам угрожает некая реальность! Я уже слабею без притока новых самостей в мою таинственную сущность! Похоже, они замкнулись сами в себе.
— Кто они? — спросил Яковлев.
— Не знаю. Но нам нужны их души. Что получается? Это какой-то открытый атеизм! Давай уничтожим их всех!
— Кого? — спросил Яковлев. — Ты бредишь, мой брат. Никого нет, просто тебе скучно и ты придумал себе тайну.
— Если бы и так! Но я рвусь в бой, чтобы прекратить это безобразие! Кто придумал все это?! Они хотят навсегда остаться в своем маленьком мире! Их не интересует наш гениальный рай.
— Они уже в раю, — надменно сказал Яковлев.
Лао сделал еще один глоток. Он встал, щелкнул пальцами, потом опять сел. В это время кто-то постучал в дверь.
— Это что еще такое? — спросил Лао. Яковлев задумчиво произнес:
— Так… Увеселения.
Раздался оглушительный удар, и сломленная дверь раскрылась. В комнату вошло десять людей во френчах.
— Гражданин Яковлев? — спросил старший из них, похожий на исторического деятеля. — Вы объявлены врагом народа! Сейчас вас повезут в тюрьму и после пыток расстреляют. А может быть, отправят в концлагерь. Приступайте.
— Да пошел ты! — сказал ему Лао, плюнув куда-то.
Старший испуганно замер, поглядел на Яковлева, закрывшего глаза, потом сказал:
— А, извините… Мы не вовремя.
