— Правда?! — жадно спросил Сергей, не веря своему счастью.
— Правда, — сказала Яковлева, посмотрев на часы. — Только у меня мало времени, поэтому пойдем в подъезд.
— Ура! — закричал Шульман, поцеловав Яковлеву в щеку.
Они вышли из кафе, шатаясь, потом пошли в подъезд и поднялись в лифте на последний этаж.
— Кажется, здесь тихо, — по-товарищески прошептала Яковлева сняв с себя пальто и перчатки. Она положила пальто на пол, легла на него, сняла трусы, сапоги и колготки, задрала свое платье и прошептала:
— О приди сюда, мой возлюбленный, моя брошь в волосах, мое солнце в море, мое кофе на столе! Я так ждала тебя, я мечтала о тебе, я знала, что ты вернешься все равно! Я всю жизнь провела одна, думая лишь о тебе, и сейчас ты будешь со мной — миг настал!!! Обними меня нежно, как лайковая перчатка, сожми меня крепко, как питон, поцелуй меня сладко, как ликер. Люби меня сильно, как вибратор.
Шульман затрясся от радости, слушая эти слова. Он снял трусы, ботинки и штаны и лег рядом с Яковлевой, обнимая ее плечо. Но то ли коньяк, то ли нервы сделали гнусное дело, и некоторая импотенция поразила мужественность Шульмана в самый член. Он лежал, как бревно, глупо смотря на пышущую жаром Яковлеву, и ничего не мог сделать. Он пытался ее ласкать, но это не помогало.
— Ну что же с тобой! — досадливо воскликнула Яковлева и начала характерные женские действия.
— Черт его знает… — пробурчал Сергей, осознав, что ничего не выйдет — он уже зациклился на этом моменте, и теперь не помогут даже самые приятные поступки, совершаемые жертвенной женской душой.
— Почему это? — спросила Яковлева, прекратив свои методические ласки.
— Я не знаю! — крикнул Сергей. — Проклятье! Я сейчас самоубьюсь!
Они лежали молча минут пять. Потом Яковлева встала, надела трусы, сапоги, колготки, пальто и сказала:
— К сожалению, мне пора. Мне очень жаль. До свиданья, Сережа.
Она ушла, скрывшись в лифте. Шульман остался один. Он лежал на каменном полу лестничной площадки с голым глупым видом и смотрел в окно, где сияло солнце. Он не хотел вставать. Ему даже не хотелось ничего конкретного. Он лежал, и перед его глазами проносилось видение голых женских тел, готовых для него на все. Он хотел рассказать им что-нибудь о себе, но они жаждали его любви. Сергей закрыл глаза и увидел тьму. Он открыл глаза и увидел свет. Он встал и взял свой шарф.
Через некоторое время его тело ослабло и свободно повисло, словно желая упасть на пол, хотя стояло на коленях, и Сергей Шульман был задушен своим шарфом, привязанным к лестничной ограде крепким узлом и обернутым вокруг шеи в виде петли. Агония была недолгой и тихой. Возможно, он попал в эмпиреи, прекратив этот земной круг, но люди, обнаружившие труп, ничего не узнали об этом, да и Лев Козлов перерезал вены.
§
Конец света кончился. Яковлев грустно сидел у себя наверху, изображая невинность и раздражение. Лао тоже где-то был.
— Ты и впрямь, что ли, козел, — говорил Яковлев. — Трахнуть меня не смог. Неужто перевелись мужчины во Вселенной? Разве трудно создать самца?
Лао был добрым и сентиментальным и словно желал существовать и дальше в том же духе. Он ответил своему другу, отдыхая от прожитого:
— Мне дорога память о том, кем я был, хотя я и вижу, кем я стал. Самец, обладающий готовым орудием, как правило, бывает неумен и неоригинален. Я боялся, что такая кровь не смогла бы произвести на свет великую личность, способную спасти и уничтожить нужный нам мир, погрязший в своем герметизме.
— Идиот, ведь этой личностью будешь ты! — взревел Яковлев, сокрушая какой-то народ.
Лао насмешливо прошелся по кущам взад-вперед, срывая цветы и плоды.
— Вот именно, Иван Федорович! — сказал он злобно. — А я не хочу родиться дебилом, задав обнаглевшему человечеству слишком простую загадку соответствия большого малому, или же бога идиоту. Моя задача — стать простым и наполненным любой возможностью; стать легким, как сейчас и вчера; только так я буду собой и тобой; только так я их уничтожу, Коля!
— Ты — болван импотенциальныи, — сказал Яковлев, превращаясь в андрогина. — Но я люблю тебя, чудо высшего света! Я даю тебе еще попытки совершить со мной расхожее действие, желанное нам. Пусть великое «может быть» будет пухом твоему избраннику Шульману, но я жду иных людей и членов.
Лао заплакал, ибо все равно что-то умерло в нем от смерти его воплощения; но впереди была новая задача, и вообще, можно было еще долго существовать и иметь цели, готовые стать тайной. Любовь наполняла собой абсолютный дух Яковлева, Лао ласкал его гениальной мыслью и эмоцией, а Яковлев готовился стать матерью, чтобы родить и выбросить спасителя вовне сферы высшего бытия.
— Давай попробуем еще!.. — говорил Яковлев шепотом, стеснительно скрываясь во мраке трав и мхов. — Быть может, что-то выйдет, что-то произойдет. Только в воплощениях возможны трагедии и подлинные смыслы поступков, нам же плевать на них, Иван Федорович, у нас нет серьезности, только желание быть вместе; а ну-ка, давай-ка, друг, будем как союз, или вселенская свадьба.
— Я всегда готов, — хмуро ответил Лао и заснул на некоторое время. Закат, полный тайн, озарял мир. Любовь была готова родиться из великих душ, словно красивая девочка, способная поцеловать на ночь отца, или друга. Все начиналось в очередной раз.
§
Сергей Шульман родился. Степан Чай коснулся указательным пальцем левой руки своего подбородка внизу лица и плюнул на землю между ступней, тут же растерев слюну так, что ее стало почти не видно. В глубине его мозга зарождалась идея стать счастливым. Он хотел поднять локоть, но тут же застыл, перестав двигать чем бы то ни было.
§
— Иаковлев, а мы вправе делать это? — крикнул вдруг Лао сквозь все действо. — Ведь это же грех, любовь, кровосмешение, плоть, блуд, стыд. Я не могу сделать это с тобой.
— Это — единственный выход, козлик, — мило улыбаясь, злобно ответил женский Иаковлев, — придется тебе пожертвовать собой. А кроме того, это приятно.
«Возможно», — подумал Лао, наблюдая в своем воображении кровавую прелесть самопожертвования сквозь сирость униженных величий и согбенных чудес; терновый ореол растоптанной молитвы и тайны в дымке отчаяния, небытия и наказания для всех; страстную духовную живучесть, переживающую времена и века и не подвластную ни знамениям, ни истине; а также восхитительную глубину милых нравственных мук. И хотя согласия еще не наступило в сомневающейся душе, было уже поздно в этот момент. Лао задумался.
§
Сергей Шульман женился. Степан Чай коснулся указательным пальцем правой руки своего лба и плюнул на землю между ступней, издав характерный звук. В глубине его мозга зарождалась идея стать счастливым. Он подпрыгнул на месте два раза, звякнув ключами в кармане, а потом его глаз увидел старуху, идущую рядом с бордюром тротуара. Чай свел свои губы в какую-то трубочку и чмокнул ими, целуя не очень свежий воздух перед собой.
