Не давали ему покоя и слова Маты, что теперь все они стали жертвами. Чем больше думал, тем меньше находил в них смысла. Разве только Мата имела в виду, что он, Вождь, стал жертвой своих так называемых «соратников»… Да, он совершил ошибку, выпустив из лап всю полноту власти и положившись на Психо, на Макси, на Отдел норкетинга. Кризис разразился во многом из-за того, что он позволил, а точнее — доверил другим делать то, что обязан был делать сам. Нет, настоящее лидерство — дело строго индивидуальное, а у него какой-то комитет, где каждому позволено высказывать свои мысли и сомнения. Нет, он обязан был принимать решения в одиночку; тогда никто бы не посмел ни предать его, ни восстать против его власти.
Молодняку нужен был суровый, но справедливый лидер — фигура, сочетающая в себе качества бога и отца; Вождь, которого бы все уважали и которому с радостью подчинялись. И тогда о применении силы не было бы и речи; чтобы поставить молодое поколение на место, достаточно было бы лишь явить им достойный пример.
Все молодые норки наверняка знали, что Мега является не только их лидером, но и — с достаточной степенью вероятности — фактическим отцом многих. А в каком виде он предстал перед ними? Брюзгливым старым пердуном, отчаянным перестраховщиком, который заблудился в трех соснах и, потеряв голову от страха, мечется от дерева к дереву под возбужденные крики кучки советников. Хуже того, в последнее время молодые норки — по крайней мере некоторые из них — узнали, что один из так называемых «соратников Вождя» предал его.
Наверняка они относятся к нему не лучше, чем он сам когда-то к Старейшинам. Что же случилось с ним? Куда девался гордый дух, который взыграл в нем в тот момент, когда Шеба открыла ему его удивительную судьбу? Тогда ему все было ясно, и он готов был без колебаний отдать жизнь за то, во что верил.
Подобную убежденность Мега видел в глазах кролика, которого он задушил кошачьим хвостом. Правда, тот кролик был всего-навсего кроликом, но даже он, похоже, понимал, что быть первым во всех отношениях — не самое главное в жизни. Возможно, в стремлении стать тем, кем тебе хочется, и есть что-то эгоистическое, рассуждал Мега, однако эта сторона дела не должна мешать тебе сделать свои убеждения и принципы целью жизни. Тогда, и только тогда, появляется эталон, с помощью которого можно выверить свои дальнейшие поступки.
Именно здесь, понял Мега, и таится реальная власть, которая не имеет ничего общего со способностью помыкать другими и удерживать их от совершения тех-то и тех-то поступков, как полагали Макси и Психо. Эта власть не имеет отношения к другим живым существам,
но дает тебе самому безграничные уверенность и силу. Вот почему он поспешил убить Лопуха — чтобы он не мог обратиться к остальной стае. И не в том было дело, что мог сказать кролик, а в том, как он мог это сказать. Даже самые тупые норки сразу поняли бы, какая колоссальная внутренняя сила живет в этом раскормленном ушастом теле.
«Прощаю тебя, ибо не ведаешь, что творишь» — эти последние слова кролика запали глубоко в душу Меги, и, обдумывая свои отношения с молодым поколением, он невольно ими руководствовался на практике.
Кстати, где же, наконец, Минимус?
Мега оборвал свои раздумья и поднялся с неудобной каменистой площадки, чтобы размять лапы. В это время кусты на краю каменоломни зашуршали, и из них появился Минимус.
— Извини, что опоздал, Вождь! — приветливо крикнул он еще издалека, и Мега не различил в его голосе никакого раскаяния. — Мне показалось, будто Психо следит за мной, и мне пришлось дважды устраивать проверку, пока я не убедился, что сумел оторваться от него.
— Хорошо, — дружелюбно кивнул Мега, машинально отметив, как ловко, мимоходом, один недоносок заставил его подозревать другого.— Как дела, Минимус?
— Неплохо, мой Вождь, — вежливо ответил тот. — А как ты поживаешь?
— Лучше, чем когда-либо, — ответил Мега, не желая уступать в вежливости этому щенку. Только после этого он повернулся и пошел к рябине, под которой они собирались на свою тайную конференцию. Там, придавленное камнем, лежало желтое с черным кончиком перо, которое Мега все это время прятал в своей норе.
Он подождал, пока Минимус увидит его.
— Ну так что? — спросил он. — Тебе это ни о чем не говорит? Может быть, я тоже должен лететь… вернее, идти на Плато, чтобы получить заслуженную награду?
Глава 64. НОРКОМИНИМУМ
Мега скептически рассматривал стоявшего перед ним Минимуса. Он помнил, каким слабым и больным тот появился на свет, и, хотя с тех пор Минимус вырос и более или менее окреп, ничто не выдавало в нем старшего из всех появившихся в колонии щенков. Он по-прежнему оставался самым миниатюрным среди своего поколения.
«Маленький-то он маленький, — подумал Мега, — зато тело у него вполне нормальное». В самом деле, в отличие от Психо, в Минимусе не было ничего ублюдочного или крысиного. Ни остроконечной морды, ни мутных глаз, ни тусклой шерсти — ничего. Напротив, его мордочка хранила открытое, дружелюбное выражение, а манера держаться говорила об откровенности, к которой так неодобрительно отнеслась в свое время Мата. Но больше всего Мегу интересовало, как он отреагирует на перо. К его удивлению и даже к удовлетворению, Минимус остался совершенно спокойным, как будто ему нечего скрывать и нечего стыдиться.
— Как ты узнал, что нас, вожаков, не будет на Плато? — напрямик спросил Мега.
— Все было довольно просто. Мы подслушали, как Макси инструктирует своих бойцов, что им делать в отсутствие командиров.
— Как вам это удалось? — удивился Мега. Неужели Макси может быть настолько глуп и неосторожен?
— Мы не слышали его непосредственно,— пояснил Минимус. •— Ты же знаешь, Макси держит в казармах пленных кроликов, над которыми Психо ставит свои эксперименты? Нам удалось установить с ними контакт. Мы обещали кроликам свободу, если они будут рассказывать нам все интересное, что им удастся услышать. Разумеется, мы не собирались никого освобождать, Вождь, и они, скорее всего, нам не верили. Просто в их положении им ничего другого не оставалось, кроме как помочь нам. Проникнуть же время от времени в казарму оказалось проще простого. Мы просто говорили Макси или кому-нибудь из его норково-ротов, что изучаем кроликов, чтобы уничтожать их с большей эффективностью.
У Меги отвисла челюсть. Оказывается, все это время он был несправедлив к своим помощникам и советникам. Он дал волю своему воображению, и оно подвело его. Соратники не предавали его. Если даже Макси, для которого вопросы безопасности стали навязчивой идеей, сам того не желая, и выдал его секрет, все равно не могло быть и речи о потере доверия — только о недостаточной компетентности. Семена сомнения в душе Меги дали такие поразительно быстрые и дружные всходы, что незаметно для самого себя он зашел довольно далеко в своей паранойе. Но может быть, Минимус выдал ему тщательно продуманную легенду? Подобное допущение, однако, уводило Мегу в мрачный мир психоанализа, где подлинные фразы были скрыты густой тенью, где никому и ничему нельзя было доверять и где надо было задавать десять вопросов, чтобы получить один правильный ответ. Мега никогда не считал этот мир своим, с какой бы силой он ни затягивал его в последнее время. Впрочем, судя по всему, мир недоверия и подозрительности был в равной степени противен и этому прямому и симпатичному малому, который, казалось, был только рад отвечать на вопросы откровенно.
