В Инструкции о муравьях ничего нет, но по логике вещей я должен о подобных ситуациях докладывать старейшине и Совету. И тогда они что сделают? Правильно – муравья заберут в медицинскую лабораторию, куда мне входа нет. И даже Яну, который в соседней, технической лаборатории, туда входа нет.
А у меня есть в свинарнике микроскоп, чтоб сечение шерстинок контролировать и авитаминоз определять. Поэтому я вдоволь налюбовался муравьем, а потом позвонил на селектор Яну и таинственно попросил зайти после работы. Причем перестарался с таинственностью, потому что он явился сразу. Ему, физику, свалить с рабочего места не так уж сложно. Мы рассматривали муравья долго, я все предлагал каким-то образом клонировать зверюгу, если сохранились живые ткани. На что Ян возражал, что насекомые на корабле превратят жизнь в кошмар. Хотя сама идея ему нравилась. Поэтому, прежде чем доложить старейшине, Ян унес муравья в свою лабораторию – под рентген, термограф и прочее.
Поздно вечером Ян пришел в мою каюту. Я еще с порога понял, что что-то не так – уж очень озадаченное лицо было у Яна.
Первым делом он показал мне рентгеноснимок. Ну, как внутри муравей устроен и как его снимок должен выглядеть, этого мы, понятно, не знали. Нам больше историю Китая преподавали, чем биологию животных, которых никто из нас не увидит. Наверное, так земным школьникам преподают устройство вымерших динозавров.
Затем он вынул биоснимок. Ян не обнаружил у муравья ни малейших признаков активных клеток. Я тоже. Это, конечно, досадно, но что взять с такой мумии? Более того – на снимке не обнаружилось и самих клеток. Но даже это меня не очень удивило, я же никогда не видел клеток насекомого, только свиные. А может, размеры клетки и животного пропорциональны? Тогда не разглядишь так просто.
Наконец Ян вытащил термоснимок трупика… Сказать, что трупик оказался не однородный по температуре, – это значит ничего не сказать. Тепловая карта у него оказалась совершенно дикая, мне подумалось, что Ян еще специально поигрался с цветами, чтобы этот мозаичный узор выглядел эффектнее. В общем, я посмотрел на снимок в полном обалдении и потребовал у Яна комментариев.
Ян, не меняясь в лице, начал важно излагать свои гипотезы одна другой краше. Но я-то его знаю, если он начинает вещать так уверенно и подробно, это значит, что он понятия не имеет, как объяснить. Физик, что возьмешь. Самая интересная его гипотеза была, помнится, про влажный конденсат, который накопился, пока мумия лежала в коридоре, а теперь испаряется вот такими хитрыми узорами.
Я выслушал этот бред, а затем ткнул Яна в шкалу внизу снимка. С каких это пор вода при испарении нагревается? А температура тушки выше, чем у окружающей среды, на ничтожные доли градуса. Ян мрачно покивал и добавил, что есть у муравья зона, где температура все-таки пониженная, – это крылья. Крылья у муравья, помнится, и без снимка были интересные – темно-синенькие, красивые такие, непрозрачные.
В общем, Ян сказал, что сам все видит, но более логичных объяснений у него нет. Только предположить, что это существо неземного происхождения – не органическое, кремниевое. Но как оно проникло в жилой блок корабля? В общем, мы решили с утра доложить обо всем старейшине. Термоснимок Ян мне оставил и ушел. А я еще долго на него смотрел и не заметил, как уснул.
Утром я проснулся, глянул на снимок и понял, какие мы идиоты, особенно Ян. Я, конечно, не физик, но мы оба родились и выросли на корабле «Ян Ливэй», первом корабле звездной экспансии. Сколько уж их было после нашего старта – это я не знаю. Мы – сыны Великого народа, наши судьбы посвящены Великой цели – достигнуть северного края галактики и создать Великую планетарную колонию. В день Скончания Пути мы совершим посадку на планету и построим колонию. Реактор у нас под кормой – плазменный. Это даже не термояд, это маленькое солнце. Он был запущен на земной орбите и перед посадкой будет отстрелен навсегда, потому что либо планета, либо маленькое солнце, вместе никак. Поэтому реактора у нас больше не будет, а энергию колония на планете станет получать от солнечных батарей, лепестки которых мы раскидаем далеко по периметру вокруг корабля. Это все – мой вольный пересказ Инструкции, но матчасть на корабле знает каждый малыш. Как выглядят муравьи, малыш может не знать, а порядок посадки, раскладки батарей и постройки купола знают все. И вот ситуация: два молодых переселенца – один поросячий биолог, другой и вовсе физик, весь вечер смотрели на снимок объекта, у которого внутренняя температура выше окружающей среды, а температура крыльев – ниже…
Я звоню Яну и все это высказываю, не давая ему вставить ни слова. Объясняю, что эта штука никакой не земной муравей и не чужое кремниевое животное, а просто механическое существо, построенное по образу муравья. Потому что крылья у него – световые батареи, а при таком способе питания у живого кремниевого существа будет и образ жизни другой, и какое угодно тело. Поэтому вероятность нулевая, что его тело повторит форму муравья, адаптированную для питания и переваривания всякой органики… Уж поверь биологу, это – робот, созданный мыслящим дизайнером, который привык воровать идеи и формы у живой природы.
Ян пытается что-то сказать, но я его снова перебиваю, потому что, пока я это все ему формулировал, мне пришла в голову еще одна мысль. А именно: что надо быть крайне осторожным с этой тварью, потому что, судя по снимку, она совсем не дохлая. А наоборот – усиленно набирается энергии, которой была лишена в темном коридоре, где не зажигали свет несколько месяцев.
И тут Ян наконец меня перебивает и сообщает, что как раз этой ночью муравей смылся из лаборатории. Прогрыз стеклянную банку с притертой крышкой. Два миллиметра стекла.
Ну, после этого мы, конечно, идем к старейшине Цы – с покаянием и снимками. Срочно собирается Совет, чтобы решить, как действовать. Потому что в Инструкции из подходящих пунктов только два варианта: внешняя военная агрессия или острая эпидемия. Что выбрать? В общем, корабль перевели на военно-карантинное положение, переборки задраили, проход и общение только по командам, все как положено. Тут же собрали поисковые отряды, и они начинают искать муравья. Но только где его теперь найдешь?
И вот на следующий день – снова заседание Совета. Яна там, понятно, уже нет, а вот я член Совета. Опять шум, но поскольку никакой новой информации нет, то решается в основном вопрос, как нас с Яном наказать за то, что мы грубо нарушили Инструкцию и не доложили вовремя. Заседание медленно перерастает в ругань. И вот уже госпожа Чжань берет слово и начинает говорить о том, какие мы с Яном неблагополучные сыны, которые позорят своих мать и отца. Про деда она постеснялась упоминать, потому что вот же он сидит здесь, в Совете. И начинает госпожа Чжань вспоминать все наши пригрешения – и как Ян свой маятник в ангаре построил, из-за которого я глаза лишился, и как я Ливэя завел, и как вообще у меня хватает наглости приходить на Совет со свиньей. Лишь избранные члены корабля имеют право появиться на Совете, а я со свиньей…
А что с нее взять, со старой преподавательницы идеологии? Я сижу, слушаю, почесываю за ухом своего официального поводыря. А все вокруг и так на взводе – по кораблю ползает вражеский робот-лазутчик, что делать – непонятно. Госпожа Чжань сама себя накручивает и доходит до самого кульминационного момента: заявляет, что мы с братом – позор корабля и у нас есть все шансы закончить свои дни, как идеологически разложившийся господин Су. Который, как известно, решением старейшины и Совета был выброшен за борт восемь лет назад…
