— Что ж, — сказал папа, — если так, то мы по крайней мере от них избавимся. Они перестанут преследовать нас несчастьями.
— Как ни крути, ничего хорошего из этой затеи не выйдет, — заявил папа Малыша, который явно недолюбливал Граничников. — Они живут стаями. Всегда так было. И они никогда не помогали всем, только одному человеку или, в лучшем случае, одной семье. Нам не удастся поделить их так, чтобы они всем приносили пользу.
— Если послушаете меня чуток, мужики, — объявился Граничник с моим телебиовизором на голове, — то я вам все растолкую.
Должен сказать, что его голос вызвал у нас шок. Трудно было представить, что они вообще умеют говорить. А тут еще таким языком и таким голосом. Вылитый Энди Картер! Он тоже — либо просто ругался, либо выражался с грубоватой язвительностью. И этот Граничник, который столько лет жил по его образцу, просто не умел говорить иначе.
Мы стояли, уставившись на Граничников, а они так усиленно кивали головами, что едва не сломали себе шеи.
Первым опомнился папа.
— Валяй, — сказал он Граничнику. — Мы тебя слушаем.
— Мы будем с вами якшаться, только чтобы все по-честному. Мы будем вас оберегать от несчастий и другой фигни, но за это вы дадите нам телебиовизоры — только без трепа, ясно? И на вашем месте я не стал бы хитрить.
— Звучит вполне разумно, — сказал папа. — Ты имеешь в виду нас всех?
— Как есть всех, — ответил Граничник.
— Значит, вы разделяетесь? На каждого из нас будет приходиться по крайней мере один из вас? И вы больше не будете жить группами?
— Я думаю, — вмешался папа Чистюли, — мы можем на них положиться. Я понял, что хотело сказать это существо. Почти та же история, что и с родом человеческим на Земле.
— А что такое случилось с родом человеческим на Земле? — с легким удивлением спросил папа.
— Исчезла потребность групповой жизни. Когда-то люди были вынуждены жить семьями или племенами. А потом появились патефон, радио, телевидение — исчезла потребность в общении. У каждого человека есть уйма развлечений дома. Ему не надо даже выходить из своей комнаты, чтобы увидеть мир. Поэтому зрелища и развлечения массового характера постепенно вымерли.
— Вы думаете, что то же самое произойдет с Граничниками, когда мы снабдим их телебиовизорами?
— Наверняка, — ответил папа Чистюли, — мы устроим им, как я сказал, индивидуальное развлечение. И, таким образом, у них исчезнет потребность в групповой жизни.
— Клево сказано, приятель! — с энтузиазмом воскликнул Граничник. Остальные согласно закивали головами.
— Но это ничего не даст! — крикнул папа Малыша, разозлившись не на шутку. — Ведь они теперь в нашем мире, и неизвестно, смогут ли они здесь что-нибудь для нас сделать.
— Заткнись, пожалуйста, — сказал Граничник. — Конечно, здесь мы ничего не сможем для вас сделать. В вашем мире мы не можем заглядывать вперед. А чтобы мы были вам полезны, это необходимо.
— Значит, как только мы дадим вам телебиовизоры, вы вернетесь к себе? — спросил папа.
— Еще бы! Там наш дом, и попробуйте только нас туда не пустить!
— Мы не станем вам мешать, — ответил папа. — Наоборот, даже поможем вернуться туда. Дадим вам телебиовизоры, а вы возвращайтесь и беритесь за дело.
— Мы будем работать честно, — заверил Граничник, — но нам нужно время зырить телебиовизоры. Идет?
— Ладно, — согласился папа.
Я выбрался из толпы. Все как-то устроилось, а я уже был сыт по горло. Хватит с меня всяких историй.
Возле сеновала я увидел Чистюлю, медленно бредущего по земле. Он шел с большим трудом, но мне почему-то ничуть не было его жалко. Сам виноват.
На мгновение мне подумалось: а не подойти ли к нему и не наподдать ли за тот раз, когда он вывалял меня в грязи? Но потом я сообразил, что с моей стороны это означало — бить лежачего, ведь он и так наказан собственным папой на тридцать дней.
Однажды на Меркурии
Старый Крипи сидел в контрольном отсеке и вдохновенно пиликал на визжащей скрипке. Вокруг Меркурианского Силового Центра, на опаленной солнцем равнине, Цветные Шары, подхватив настроение Крипи, обратились в жителей гор и скакали в неуклюжей кадрили. Кошка Матильда сидела в холодильнике, сердито смотрела на пластины замороженного мяса, висевшие у нее над головой, и нежно мяукала. В кабинете над фотоэлементной камерой — центром станции — Курт Крейг с раздражением глядел через стол на Нормана Пейджа. За сотню миль от них Кнут Андерсон, облаченный в громоздкий защитный космический костюм, настороженно следил за вихревым искажением пространства.
У Крейга неожиданно ожила линия связи. Он повернулся на стуле, снял трубку и буркнул в телефон что-то невнятное.
— Шеф, это Кнут. — Излучения искажали голос, делали его расплывчатым.
— Ну как? — прокричал Крейг. — Нашли что-нибудь?
— Да, очень большое, — ответил голос Кнута.
— Где?
— Даю координаты.
Крейг схватил карандаш и стал быстро записывать; голос в трубке шипел и трещал.
— Такого огромного еще не бывало, — проскрипел голос. — Все дьявольски закручено. Приборы полетели к черту.
— Придется шарахнуть по нему снарядом, — возбужденно сказал Крейг. — Уйдет, конечно, уйма энергии, но ничего не поделаешь. Если эта штука придет в движение…
Голос Кнута шипел, трещал и расплывался в пространстве, Крейг не мог разобрать ни слова.
— Возвращайтесь немедленно обратно! — заорал он. — Там опасно. Не подходите близко…
До него донесся голос Кнута, заглушаемый воем поврежденной линии связи.
— Тут еще кое-что есть, чертовски забавное… Голос умолк.
Крейг закричал в микрофон:
— В чем дело, Кнут? Что забавное?
Он замолчал, потому что внезапно шипение, треск и свист прекратились. Крейг протянул левую руку к пульту управления и нажал рычаг. Пульт загудел от притока колоссальной энергии. Чтобы поддерживать связь на Меркурии, требовалась гигантская энергия. Ответного сигнала не последовало, связь не восстановилась.
Что-то там стряслось.
Побледневший Крейг встал, глядя через иллюминатор со светофильтром на серую равнину. Беспокоиться еще рано. Пока рано. Надо подождать, когда Кнут вернется. Это будет скоро. Ведь он приказал ему возвращаться немедленно, а эти вездеходы гоняют шустро. А если Кнут не вернется? Что, если пространственный вихрь сдвинулся с места? Кнут сказал, что такого громадного еще не бывало. — Правда, встречаются эти штуки часто, все время держи ухо востро, но обычно они не так уж велики, чтобы стоило волноваться. Просто небольшие искажения, вихри там, где пространственно-временной континуум колеблется, раздумывая, в какую сторону качнуться. Не столько опасно, сколько мешает. Надо быть осторожным и постараться не въехать в него, вот и все. Но если крупное завихрение начнет двигаться, оно может поглотить даже Станцию.
