5 марта 203 года ЕЛ, Релат, Академия, западное побережье княжества Карн — 8 марта, «Птенец». Ника.
— Увы, некоторые неумные люди и не-люди наивно и безответственно утверждали, будто бы у пилотов стальная непробиваемая стрессом психика и нервы-канаты, — вздыхал надо мной Эл, пряча беспокойство за насмешливым тоном. — Снимут тебя с полетов, и надеюсь надолго, так и знай. Сам сегодня же посоветую управителю Ринтэю.
Мог бы и промолчать. Я — ясная снавь, Говорящая с миром второго посвящения, людей и не-людей чувствую крайне остро, а он — айри, и следовательно, тоже вполне успешно копается в моем сознании и подсознании, как все долгожители.
Конечно, целиком мыслей не читаем, но и образы бывают вполне красочны для понимания. Впрочем, уже давно мы двое — почти одна душа, так что и насчет мыслей я немного лукавлю. Часто мы обходимся без слов. Но сегодня он переживает и оттого пытается выглядеть бодрее себя самого. Смешно. Меня даже чуть отпустило.
Открыла глаза, осмотрелась. Больничное крыло лекарского Акада, капельница, полный кувшин родниковой воды, которой обожают отпиваться больные снави. Вода — основа жизни. Мы, одаренные, к ней крайне восприимчивы.
Датчик на пульсе. И серый, помятый от бессонницы Эл у изголовья. Значит, давно валяюсь…
— Третий день пошел, — кивнул он уже вполне серьезно. — Тебя смотрела снавь.
Точнее, лично твоя наставница и наша непререкаемая академисса, госпожа Энзи, и нашла опустошенной энергетически, словно ты черный мор в одиночку излечила или ураган усмирила. Так что — водичка, глюкоза и забота окружающих. Тогда, по ее словам, рано или поздно мы узнаем, что это было.
Я нахмурилась, пытаясь ноготком ковырнуть краешек воспоминания. Боль-но. Он уверенно подхватил под плечи, усадил и сунул в руки наполненный стакан.
Выхлебала, отдышалась, получила второй, отпила несколько мелких глотков. Не поленился, слетал к Риану. Воду из Утреннего леса ни с чем не перепутать. Она живая.
— Спасибо.
— Пожалуйста, — он глянул искоса. — Ты от слабости такая вежливая и покладистая?
Или свершилось великое чудо?
— Ну тебя! В твоем возрасте пора повзрослеть. — Я привычно понаблюдала его тоскливое возмущение.
Двести пятьдесят один год без крыльев — для айри он совершенный ребенок, просто не все долгожители любят, когда им указывают на возраст. Особенно если это делает совсем не чужая и даже чуть в тайне от себя любимая человеческая девушка.
В тайне от нас обоих, ага. Потому что он уже Риану плакался, да и я тоже. И Энзи до того в курсе, что я ее избегаю, тетушку мою, не умеющую оставаться в стороне от «чужих» дел. Как я им объясню, что не хочу быть «любимой третьей, кажется, сейчас припомню точнее… ах, четвертой, давно это было, тому лет пятьсот, женой».
Ему еще жить столько, сколько я и удумать не в состоянии. Вот и пусть живет, без меня в качестве эпизода бурной юности. Я, конечно, из народа арагов, почти чистокровная, и точно дотяну до ста двадцати, мы живучие. Без зубов, лысоватая и дрябленькая. А он будет таким же замечательным. Легким, гибким, как хлыст, меднокожим и обжигающе черноглазым, лет тридцати на вид. Спокойным, расчетливым, насмешливым, уверенным.
Может, выставить его за дверь и поплакать? Не-ет, пусть сидит тут, иначе через полчаса я сама пойду пошатываясь искать изгнанного. Он так замечательно тепло переживает, прямо сразу все болезни исчезают. Кроме одной. Упрямство, он сам мне не раз намекал, у меня застарелое и неизлечимое.
Влюбиться с первого взгляда, да при моей достаточно стабильной психике прирожденного, так все говорят, пилота! Впрочем, мы, снави, склонны примечать сразу притяжение душ, это ведь большая редкость, и она для дара — очень яркое явление. Добавлю, я тогда была семнадцатилетней дурой, не способной даже осознать его природу айри, — не вполне трезвой, проще говоря. А точнее, вполне нетрезвой… И к тому же дико провинциальной, первый день в Академии, второй раз в жизни в большом городе, когда буквально натолкнулась на этого типа, перегородившего собою газон метрах в пяти от дорожки, за клумбой. Как тут было не натолкнуться? И началось: «Эй, ты, эльф, у которого в глазах утонуть можно, кто меня должен был у парковки мобилей встречать? Я чуть не сгинула в страшном городе без провожатого!» …
Меньше надо было пить у тетушки Юлл, но она так умеет угощать, тем более — день рождения! А во хмелю, как оказалось, я необычайно прямолинейна. Или криволинейна, от тропинки-то я отклонилась, сама того не приметив… Ну мешала мне его спина, не обойти! Бедный айри прилип к газону, его в жизни никто не окликал столь беспардонно, к тому же пиявкой вцепившись в руку. Эльф — наше семейное словцо, малопонятное посторонним. Сказка из мира моей трижды-прабабки Тиннары, рожденной не на Релате. Впрочем, дело давнее и забытое, к чему я? К тому, что это уж точно дурацкое определение для академика, да к тому же бессменного уже более века декана нашего технического Акада. Последний разросся и занимает три четверти всех площадей Академии, да плюс филиалы — так что мало кто в нашем мире решается не узнавать господина Эллара.
Он попробовал вывернуться, довольно ловко изымая руку из обращения, но действовал рассеянно, просто отмахнулся. Я рефлекторно настояла на своем, используя довольно простой, но эффективный прием, и мы дружно рухнули. Все же Риан — лучший из учителей, да и сын тетушки Юлл меня именно за технику боя без оружия хвалил. Кнэйрский «снежный закат», редчайший гибрид этих красивейших и капризнейших роз, устойчивый к зимовке, высаженный впервые в том сезоне перед главным зданием Академии, уже никого не хвалил и не ругал. Отмучался, бедный, не дожидаясь кошмара заморозков.
Когда мы снова оказались на ногах, я чуть более осознанно и внятно извинилась, потирая ушибленную кисть, к тому же проколотую мстительным гибридом перед гибелью. Думала, что шипы розоводам удались, слушала нудный шум в ушах и убито соображала, насколько сейчас красна и смешна. А он стоял напротив, морщился от боли в плече и смотрел с таким же странным прищуром, как теперь. И мои слова под внимательным взглядом все плотнее слипались на языке, превращая речь в бурчание-мычание.
«Допустим, не встречал я тебя, сама нашлась. И не эльф, но уж все одно — грех дать сгинуть столь ловкой особе, — деловито сообщил он, закончив осмотр и разминая плечо. — Куда поступаешь?» Я ответила, он, понятное дело, развеселился окончательно. Уверенно сообщил мне, что необходимый мне декан с утра был точно по ту сторону экватора, и в Академии его скоро не ждут. Так что — до пятницы я совершено свободна… Я с сомнением покосилась на шутника: присказка старшей Ники, откуда бы? Но меня уже тащили и забалтывали. Он это умеет.
Два дня, забросив все дела, водил и возил по городу и Академии, периодически под ловкими предлогами пополняя градус спиртного в организме своей будущей студентки.
На нас не просто косились — от нас шарахались, а потом с перекошенными лицами пялились вслед и шептались. Меня даже не убил самый главный садовник — академик и любитель роз, прибежавший хоронить свой «закат» во всеоружии. Так и замер с занесенной тяпкой, едва Эла опознал. У декана до того дня была вполне сложившаяся репутация солидного, холодного и суховатого ученого. И весьма искушенного политика, а как без этого удержать в руках Акад?
