— А как же быть с картиной и ведром алмазов? — возразил я. — Их ведь не назовешь техническими изделиями.
Мы оба вдруг замолчали и уставились друг на друга в сгустившейся темноте. Нам одновременно пришла в голову мысль — как глупо стоять и спорить просто ради спора.
— Не знаю, — пожал плечами полковник Рейнольдс. — Я только высказал предположение. Машина, конечно, пропала навсегда, а с ней и все то, что Джордж сложил на заднем сиденье. Но кое-что у нас все же осталось…
Один из двух полицейских, оставленных сторожить машину, внимательно прислушивался к нашему разговору.
— Простите, что позволю себе вмешаться, — запинаясь, сказал он. — Но от всего этого добра ничего не осталось. Все пропало.
— Все пропало! — в отчаянии закричал я. — И картина, и алмазы?! Но ведь я же предупреждал Чета, чтобы он принял…
— Шериф тут ни при чем, — возразил полицейский. — Он оставил нас двоих здесь, а двоих в здании сторожить вещи. А позднее, когда на площади началась вся эта петрушка, ему понадобились люди и он…
— …Принес картину, алмазы и все остальное сюда и положил в машину! — с ужасом догадался я, зная Чета и его образ мышления.
— Он считал, что таким образом мы вдвоем сможем охранять все сразу, — оправдывающимся тоном сказал полицейский. — Мы бы прекрасно справились, если бы…
Я повернулся и пошел прочь. Я не желал больше ничего слышать. Попадись мне сейчас Чет, я бы задушил его. Я выбрался на тротуар и почувствовал, что со мной кто-то идет.
Я обернулся — так и есть! — опять полковник. Глядя на меня, он безмолвно произнес: «Джордж». И тут меня осенило, я понял, что он имел в виду.
— Сегодня по телевизору будут передавать встречу «Янки» с «Близнецами»?
Полковник молча кивнул.
— Господи, тогда нужно скорее достать где-нибудь пива!
Мы сделали это в рекордно короткое время, причем каждый притащил по целой дюжине бутылок.
Но Джордж нас перехитрил — он сидел перед телевизором в одних носках и с бутылкой пива в руке следил за перипетиями игры.
Мы не промолвили ни слова, а просто поставили бутылки рядом с ним на пол, чтобы запас, не приведи бог, не кончился раньше времени, вышли в столовую и, тихо сидя в темноте, терпеливо принялись ожидать развития событий.
В шестом периоде ситуация повторилась — «Янки» провели уже двоих, а Мэнтл вышел на удар, — но ничего не произошло. Джордж продолжал потягивать пиво, чесать пятки и смотреть телевизор.
— Возможно, это случится в седьмом периоде, — сказал полковник.
— Возможно, — согласился я.
Мы упорно сидели в столовой, и наши надежды постепенно таяли, ведь до конца сезона «Янки» всего лишь четыре раза встретятся с «Близнецами». А в следующем сезоне Мэнтл, как писали газеты, по всей вероятности, больше не выйдет на поле.
Я весь внутри плачу…
Моя работа пропалывать кукурузу. Но меня беспокоит, что говорит Звяк-Нога. Все наши слушают, что он говорит. Но люди не знают. Он никогда не говорит, то что он говорит, когда люди могут услышать. Люди могут обидеться.
Звяк-Нога путешествует. Туда-сюда. Иногда далеко. Часто возвращается рассказать нам. Хотя почему он рассказывает нам снова и снова, я не понимаю. Он всегда говорит одно и то же.
Он Звяк-Нога, потому что, когда он ходит, у него звякает в ноге. Он не хочет ее чинить. От этого он хромает. Но все равно не хочет. Чтобы жалели. Пока он хромает и звякает, его жалко. Ему нравится, когда его жалеют. Он говорит, это добродетель. Он думает, что он добродетельный.
Смит, он кузнец, говорит, надоело, давай починю. Не так хорошо, как механики. Но лучше, чем вообще не чинить. Механики тоже живут недалеко. Им тоже надоело. Они говорят, Звяк-Нога выпендривается.
Смит добрый. Хочет починить ногу. У него и так много работы. Ему не надо просить работу, как другим роботам. Он все время кует металл. Делает листы. Потом отправляет механикам. Они все чинят. Нужно всегда следить за собой и чинить все вовремя. Все надо чинить самим. Людей, которые умеют, не осталось. Люди остались, но которые остались, не умеют. Слишком утонченные. Которые остались, все благородные. Они никогда не работают.
Я пропалываю кукурузу. Приходит домашний робот и говорит: змеи. Домашние роботы не работают на улице. Приходят за нами. Я спрашиваю, настоящие змеи или самогонные змеи? Он говорит, настоящие змеи. Я оставляю мотыгу под деревом и иду к дому.
Дед в гамаке на лужайке. Гамак натянут между двумя деревьями. Дядя Джон сидит на земле у дерева. Па сидит на земле у другого дерева. Па говорит: Сэм, там за домом змеи. Я иду за дом. Там гремучая змея. Я ее ловлю. Она злится и пытается меня укусить. Я иду дальше и ловлю еще гремучую змею, и мокасиновую змею, и двух ужей. Ужи неопасные, но я их все равно беру. Больше змей нет.
Я иду через кукурузное поле, через ручей. К болоту. Там я их выпускаю. Отсюда им потребуется много времени, чтобы добраться до дома. Может, совсем не доберутся.
Я иду на поле и снова пропалываю кукурузу. Должен выдергивать все сорняки. Должен носить воду, когда сухо. Чтобы земля была мягкая. Должен пугать ворон, когда сажаю семена. Должен пугать енотов и оленей, когда кукуруза подрастает. Постоянная работа. Очень важная. Джордж делает из кукурузы самогон. Другие участки кукурузы для еды. Мой для самогона. Я и Джордж партнеры. Мы делаем очень хороший самогон. Дед, Па и дядя Джон употребляют его с большой радостью. Что остается, могут употреблять другие мужчины. Но не женщины. Женщины не употребляют самогон. Я не понимаю, зачем самогон. Дед говорит: вкусно. Я не знаю, что такое вкусно. От самогона дядя Джон видит змей. Этого я тоже не понимаю.
Я пропалываю кукурузу. Слышу за спиной шорох. Я оборачиваюсь и вижу Джошуа. Он читает Библию. Он всегда читает Библию. Он так работает. Он наступает на мою кукурузу. Я кричу на него и бегу к нему. Я ударяю его мотыгой. Он убегает с поля. Я всегда его прогоняю. Должен знать, что нельзя наступать на кукурузу. Он стоит под деревом и читает. Стоит в тени. Выпендривается. Только людям нужно стоять в тени. Роботам не нужно.
Мотыга сломалась об Джошуа. Я иду к Смиту чинить. Смит рад меня видеть. Мы друзья. Мы всегда рады видеть друг друга. Он бросает все и чинит мотыгу. Знает, как важно растить кукурузу. И ему приятно оказать мне услугу. Мы говорим о Звяк-Ноге. Мы соглашаемся, что он говорит неправильно. Он говорит ересь. Смит говорит, есть такое слово. Джошуа, когда перестает сердиться на меня, говорит, как надо его писать. Мы соглашаемся. Люди не такие, как говорит Звяк-Нога. Люди благородные. Надо что-то делать со Звяк-Ногой. Не знаем, что делать. Надо думать еще.
Приходит Джордж. Говорит, я ему нужен. У людей кончается питье. Я иду с ним. Смит продолжает чинить мотыгу. У Джорджа хороший аппарат. Большая производительность. Высокая очистка. Все время пытаемся сделать запас. Не получается. Люди употребляют самогон слишком быстро. Остается четыре двадцатилитровых бутылки. Мы берем каждый две и идем к дому. Мы останавливаемся у гамака. Они говорят: одну оставьте. Три отнесите в сарай. Принесите стаканы. Мы приносим. Наливаем стаканы Деду и Па. Дядя Джон говорит: не надо стакан. Оставьте бутылку рядом со мной. Мы ставим. Дядя Джон достает резиновый шланг. Он опускает один конец в бутылку. Другой берет в рот. Прислоняется к дереву и пьет.
