Краем глаза Лето видел, как Нинн борется с Фамом. У последнего кровоточили лодыжки и икры. После удара Лето он выронил боевой серп, Нинн удержала кинжал. Теперь, когда ошейники вновь активировались, уравнивая их силы, кинжал был ей не нужен. Она была быстрой. Внимательной. Грациозной. У возрастного грузного Индранан не было ни единого шанса.
Бой продолжался до тех пор, пока вонь пота не стала почти непереносимой для обоняния Лето.
Ошейники выключались. Включались. Снова и снова. Всегда непредсказуемо. Издевались. Возвращали и снова крали их дар.
Когда его силы в очередной раз вернулись, Лето сменил стратегию. Не Тишина. Не Фам. Он атаковал Нинн. Их взгляды встретились, когда он взмахнул булавой. Мгновение словно застыло между ними. Настолько, что он мог ясно видеть ее во всех подробностях. Ее прищуренные голубые глаза, ее темные веснушки. Влажные волосы цвета меда, игольчатыми прядями налипшие на лоб. Он мог различить даже крошечные трещинки на ее сжатых губах.
Она подняла щит за полсекунды до того, как булава по дуге прилетела туда, где только что была ее голова.
Лето не остановился. Он продолжал атаковать, снова и снова, пытаясь ее спровоцировать. И остановился, когда шипы вспороли внутреннюю сторону ее бедра. Она распласталась на полу Клетки, под крики и стоны со стороны собравшихся зрителей.
— Довольно! — Он подал сигнал оператору Клетки, что пора отключать систему. Прожекторы на каждой опоре восьмиугольной ограды поблекли до половины мощности. Ошейник Лето возобновил свое глушащее воздействие.
— Молодцы, — сказал он Фам и Тишине. — На сегодня хватит.
Кто-то из добросердечных зрителей предложил помочь Индранан идти. Фам прихрамывал. Несколько часов острой боли ему гарантировано, но благодаря физиологии Королей Дракона уже через пару дней он будет в отличной боевой форме.
Лето с отвращением присел около Нинн, которая потной грудой лежала на полу. Она сжимала руками бедро. Огромный ушиб уже расцветал отвратительными цветами. Там, где шипы пропороли кожу, вздулись кровавые кратеры.
— Идиот, — ее губы кривились от ненависти. — На бедрах же нет доспеха. Почему?
— Он ограничивает подвижность и крадет скорость. Если бы ты как следует отбивалась, ты бы сейчас стояла здесь победителем. А не валялась после поражения.
— Ты сам этого хотел. Чтобы преподать мне очередной bathatei урок.
— То было на прошлой неделе. И позапрошлой. А теперь я зол. Через два дня мне предстоит бой в Клетке, бок о бок с куском лабораторной плесени, которая отказывается использовать свое лучшее оружие.
— Я не могу.
— Можешь. И я чертовски уверен, что ты помнишь, как это делается.
— Но контролировать его? Заставить его проявиться? Не могу. — Она махнула дрожащей рукой, указывая на синяк на бедре. — И вот тебе доказательство.
Лето схватил ее за подбородок, разворачивая к себе. Она ахнула, попыталась отстраниться. Но он был быстрее. Его прерывистое дыхание обдало жаром ее кожу. Лето мог различить каждую светлую ресничку, каждую веснушку на ее лице.
— Ты хочешь проиграть?
— Я бы не выкладывалась настолько, если бы хотела.
— Ты хочешь, чтобы я проиграл?
— Это еще с какой стати?
— Если так, если ты хочешь меня подставить, отомстить мне за эти недели, я убью тебя после третьего матча. — Ее челюсть дернулась от силы его хватки. — Ты меня поняла?
— И что, не добавишь в конце угрозы «лабораторная грязь»?
Он убрал ее руки от бедра, чтобы лучше рассмотреть рану. Но вместо извинений или даже оценки того, не требуется ли ей медицинская помощь, он сгреб железной хваткой поврежденную кожу. Нинн закричала. Прицельно пнула его здоровой ногой, размахиваясь по дуге. Лето поймал ее за лодыжку, отшвырнул от своего тела, не чувствуя ничего, кроме полного отвращения. Нинн хватала воздух, скрючившись на полу Клетки.
— Нинн из клана Тигони. Я не могу придумать оскорбления, достаточного для обозначения твоей ошибки.
* * *
Одри ползком поднялась на четвереньки. Распухшее от удара бедро пульсировало и жгло огнем. Острые шипы пробили кожу в нескольких местах. И это беспокоило ее так же, как остаточное ощущение его ногтей, скребущих по раненым, дрожащим мышцам.
Чертов садист. Неудивительно, что ему аплодировали.
Тело, разум, душа — весь ее мир подчинился пульсирующей боли. Нет, не весь. Где-то далеко за этими пещерами причиняли боль ее сыну. Где-то там, в месте, которого она никогда не видела, ее муж лежал под землей в могиле. Кто организовал его похороны? Наверное, его родители. Она всегда говорила им, что она сирота. Потому что так и было. Она лишь не уточняла, что сирота, рожденная в результате позора, высоко в горной крепости на северном отроге греческих гор.
Короли Дракона адаптировались. Это было ключом к выживанию на протяжении многих тысячелетий. Она не знала, мог ли кто-то из предков представить подобный исход для своей расы. Они прятались среди людей. Отступали и вели уединенную жизнь в крепостях кланов. Хватались за любой шанс продолжения рода.
Женщина, с которой она дралась, до сих пор стояла в Клетке, в позе, которая напомнила Одри про Лето. Скрестив руки. Прислонившись спиной к одному из восьми опорных столбов. У нее были невероятно черные глаза и короткие светящиеся серебром волосы. Высокая, стройная, с телом легкоатлета. Такие конечности бывали у прыгунов с шестом.
Но здесь она была воином до мозга костей.
Ее называли Тишиной.
Даже выражение ее лица было молчаливым, если это слово можно было применить к лицу. Она смотрела на Одри без какого-либо выражения. Без отвращения. Без жалости.
Без сочувствия. Просто... смотрела. Единственной эмоцией, которую Одри могла предположить, было любопытство. Потому что зачем еще так долго смотреть на кого-нибудь?
Мужчина Индранан, Фам, захромал за Лето к выходу из Клетки. Он выглядел как щенок, увязавшийся за вожаком стаи. Он наверняка дрался не в первый раз, но при этом не обладал ни грацией воина, ни каким-либо авторитетом, особенно учитывая раны на его лодыжках и икрах. Возможно, Лето тренировал его? Одри инстинктивно чувствовала, что дело не в этом. Фам не показал ни единого приема или навыка, которым Лето учил ее с самого первого дня.
Однако Фам был популярен. Знакомые воины приветствовали его похабными комментариями и хлопали по сутулой спине. Его единственной силой был дар Дракона, которым владели все рожденные в Индранан. Телепатия. Она содрогнулась, вспомнив ощущение того, как разум Фама вторгается в ее сознание. Жуткое чувство сохранялось и после разрыва контакта. Скользкое, мерзкое, знакомое.
Неудивительно, что она так не хочет связываться с Бессердечными. Она... Дракон побери, она потеряла что-то. А если вспомнит что, не будет ли от этого еще хуже?