Но эта женщина... Она была Нинн из клана Тигони.
Она с уверенностью носила свой идеально подогнанный доспех. Светлые волосы сияли и отбрасывали острые иглы теней на ее лоб и щеки. Веснушки придавали ее чертам особую глубину. Даже текстуру. Нечто совершенно непрактичное, уникальное, принадлежащее только ей.
Любая женщина могла двигаться с гордой осанкой, когда на ней был текучий шелк. Но чтобы двигаться с той же грацией в полном доспехе, нужно быть истинным воином.
А на ее коже под шелком подкладки остались красные рубцы от наказания за попытку бегства. Которой она, похоже, совсем не помнила.
Лето отбросил сомнения прочь. При должном усилии он мог позабыть о сомнениях уже к моменту выхода к Клетке. Работа ее сознания была не его заботой. Он не мог позволить себе заботы, поставив все на будущее Пэл.
Охранники выпустили ее из камеры и заковали в кандалы. Лето тоже вытянул руки. Она смерила его лукавым взглядом.
— Тебя тоже? Почему?
— Потому что мы покидаем комплекс. Старик никогда не пускает сюда посетителей. Нас проводят туда, где все гости собираются вокруг полноценной Клетки.
— А, так ты уже бывал снаружи. Ты видел солнце.
Он едва сдержался, чтобы не сжать кулаки. Никаких проявлений своей ограниченности. Лишь констатация факта.
— Нет.
— Что значит «нет»?
— Представь, что ты впервые видишь солнце, когда вся твоя жизнь проходит в подземелье?
Она потерла нижней губой о верхнюю, и на эти секунды обе губы стали соблазнительно пухлыми. Лето ненавидел свой дар за то, что тот заставляет цепляться мыслями за отвлекающие детали.
— Я бы увидела в нем врага, — сказала она. — Неудобство.
— И Старик это знает. Мы отправимся на автобусах, на время выхода наденем повязки на глаза.
— Безопасность.
— Необходимость. Любой приезжий воин оказывается в невыгодном положении.
— Но если бы мы посмотрели? — Она покачала головой.
— Что?
— Если бы не было повязок, мы бы увидели, где мы? Увидели города. Горы. Богом забытые деревеньки. Это могло бы быть важно.
Она говорила словно с другой стороны длинного стеклянного тоннеля. И сама, похоже, слышала свой голос словно со стороны. После вмешательства Улии Нинн обрела свои силы — и потеряла все воспоминания о том, что бьется за освобождение сына. Лето опасался снова говорить о мальчике, чтобы не разрушить освоенный ею потенциал. И не расколоть ее сознание надвое.
Поэтому он решил лавировать. И ему не понравилось. Слишком уж это было похоже на игры Тигони. Трикстеров.
— Славу можно найти лишь в Клетках. И совершенно неважно, где расположены Клетки.
Она уверенно кивнула. Тень замешательства исчезла из ее глаз.
— Тогда за дело.
Глава 18
Лето доказал свою честность во всем, что имело отношение к бою и выживанию Нинн в этом мире. С чего бы ему лгать? Он нагружал ее информацией, вооружал навыками и оружием, давал ей все возможные преимущества.
Так что когда охранники завязали ей глаза, Нинн не сопротивлялась. Любое преимущество ей на руку. Ей предстоит биться на чужом поле. Ни один из сегодняшних матчей не будет идти до смерти. Однако на кону ее гордость. И она хотела показать себя тем, кому служила, и показать себя Лето.
Ее вывели наружу. Два охранника держали ее за локти. Направляли. Сдерживали. Но им не стоило волноваться. Она была готова работать, как никогда. Вот только когда ее лица коснулся порыв холодного ветра, она вздрогнула. И замедлила шаг настолько, что охранникам пришлось дернуть ее вперед.
Запах снега.
А ведь прошло уже больше года. Свежий воздух...
Холод защекотал ноздри и отозвался мурашками на голом левом плече. Шею покалывало. В последний раз она гуляла по холоду, когда у нее были длинные волосы. Теплым покрывалом спадавшие ей на спину.
Когда это было? Где я была?
Между бровей собиралась колючая боль. Охранники толкнули ее под зад. Сильнее. Они не собирались терпеливо ждать, когда она разберется со странностями своей памяти. Вскоре она взобралась по трем ступенькам в гудящий автобус, невыносимо воняющий бензином. Один из автобусов, о которых говорил Лето. Старые и новые ощущения метались в ее мозгу, как бы она ни старалась сосредоточиться на предстоящих часах боя. Сердце заколотилось от приступа паники.
Темнота под повязкой. Давление рук охранников. Жесткие кандалы. Сердце ускорилось, усилилась головная боль. Паника. Она не могла дышать. Холодный снег. Бензин. Длинные волосы. Она споткнулась, упала, сгруппировалась...
Сильные руки подняли ее и усадили на сидение.
— Стоило включить в программу и уроки ходьбы? Я не подумал.
Голос Лето низким мурлыканьем у ее шеи. Темнота. Рядом с ним. Возбуждение совершенно иного рода вытеснило мысли о Клетке и дезориентацию. Оказаться в темноте, наедине с ним. Но без преграды доспехов. Кожа к коже.
Дышать и так было тяжело, слишком путались странные мысли. Теперь же дышать стало невозможно. Он видел ее обнаженной. Она его не видела. И воображение работало на полную, дорисовывая все пробелы. Ее личная тьма под повязкой сменилась видением смуглой кожи. Движением мускулов. Пота. Толчков. Силы и сосредоточенности. Темных глаз, которые смотрели на нее и оценивали. Губ, которые хотелось целовать до крови. Тела, созданного для битвы и секса.
— Ты тоже ничего не видишь?
Он утвердительно хмыкнул.
— Я же тебе говорил.
— Ты говоришь так спокойно, — сказала она. — Ты расслаблен.
— Мы на пути к победе. Конечно я расслаблен.
А как же дезориентация? Или ужас, который Нинн не могла выразить словами? И беспокойство, от которого ослепшие глаза жгло подступившими слезами? Она не могла расслабиться. Не так. Не так, как он. Видимо, в тренировках был пробел. Ей так не хватало чего-то.
— Ты готова к этому, Нинн. У тебя нет причин так пугаться.
Взревел мотор, и автобус пришел в движение. Звук был знакомый, но непривычный. Она отчаянно цеплялась за то, что было знакомо. Голос Лето — завораживающий, притягательный, низкий. Его слова одобрения. Тепло его тела, создающее вокруг них защитный экран общей близости. Она нащупала его руку.
Он снова вздрогнул, как в тот раз, когда она коснулась его виска. Но ответил без промедления. Коснулся ее в ответ. Ей нравилось такое внимание, но она помнила его поцелуи. Жесткие поцелуи. И его тело, прижимавшее ее к полу, сильное и решительное. Неважно, когда и почему это было, неважно, почему осталось лишь призрачное ощущение того, что она целиком зависела от его воли.
