Бедный Батист, он теперь, должно быть, полагает каждую женщину прекрасным сосудом, вмещающим в себя выпаренное безумие. Юноша отпустил руку баронессы.
— Я здесь не останусь и не буду больше смотреть за виноградником. Не стану я смотреть и как Поль поведет Аньес под венец по пути, усеянному цветами, скрывающими бог знает какие колодцы, полные греха и помешательства. Вы все тут выжили из ума.
— Что ж, тогда вам определенно стоит искать себе жену в другом месте, — ответила Аврора с великой долей логики в голосе. Батист пошел в отца: такой же заносчивый, вспыльчивый и такой же несчастный. — Ну же, дорогой мой, проводите меня до лошади.
С минуту Батист смотрел на Аврору, скрипя зубами. Потом все же взял баронессу под руку, провел до железной калитки в каменной стене, окружающей виноградник.
— Батист, сердце вашего отца разбито.
Батист шумно выдохнул воздух носом, однако от ответа воздержался.
— И если ваш отец прав насчет того, что все кончено, то вам и не требуется знать чего-то более. Хоть вы и готовы были все эти годы делить с ним тяготы, вы для него по-прежнему остаетесь ребенком — ребенком, которого надо хранить от неприятностей.
— Так то были не вы. Простите, баронесса, но смысл в этом присутствовал.
— Смысл в этом и сейчас присутствует: я люблю вашего отца. Но не мне бороться за его сердце.
У яблони, к стволу которой была привязана лошадь, они остановились.
— Что теперь? Что дальше, когда «все кончено»? — спросил Батист и, желая избежать взгляда Авроры, сомкнул руки в замок на манер стремени для баронессы.
— Я замужняя женщина.
Батист помог Авроре забраться в седло.
— Я забываю об этом.
— Я тоже, — улыбнулась Аврора. — Дорогой мой, я позабочусь о вашем отце. А вам следует попытать удачу. Может, мне отправить вас по делам в Париж? Вместе с Полем? Не откажетесь, если навяжу вас ему в спутники?
Батист кивнул в знак признания, бледный, но не от услышанного — просто его утомил сам разговор. Целеустремленности ему было не занимать — как и отцу, а вот силы духа не хватало.
— Отец… он ведь не… не повесится?
— О, представляю, как Собран рвет и мечет, обнаружив себя в преисподней. Нет, он не станет лишать себя жизни. Думаю, самое отчаянное время для нас обоих миновало.
Лошадь принялась танцевать под Авророй.
— Это животное, баронесса, для вас не особенно тихое, — неодобрительно, но мягко заметил Батист, чтобы хоть как-то отыграться перед Авророй.
— Дитя мое, я еще не старуха. Мне столько же лет, сколько этому веку, а мой отец служил в кавалерии, — Засим она поскакала прочь.
Год прошел в безучастии. Виноградники без присмотра отцвели, дали плоды, пожухли. Днем Собран чувствовал себя обессиленным, зато по ночам его изводила бессонница. Когда Поль попросил отжать сок из винограда с южного склона, винодел заперся, не ответил. Он не отвечал вообще ни на одно письмо, пришло ли оно от Батиста из Парижа или от Авроры и Аньес — из Дижона.
На годовщину той самой ночи Собран достал из тайника крылья, по-прежнему сохранившие мягкость и свежесть. Из них Собран устроил на кровати что-то вроде гроба или лодки, в которую лег, и его словно подхватила волна горя, отнесла прочь от безучастности. День за днем, неделя за неделей боли и заботы, вкус и тепло мира стали возвращаться к Собрану, тревожить глаз, ухо и сердце.
Утром двадцать седьмого июня Поль де Вальде и Аньес Жодо обвенчались в часовне Вюйи. Церемонию устроили пышную. После невеста сняла длинную (пятнадцати футов) фату из старинного брюссельского кружева — и присоединилась к празднеству. Пришли все преуспевающие крестьянские семьи округи: Лодели, Лизе, Ватье, Пеле, Гарвеи, Типу. Были среди них и те, кто сумел подняться чуть выше, успеть немного больше остальных, как, например, супруг Сабины из Шалона-на-Соне. Приехали и крестные родители Поля благородных кровей, еще не почившие братья и сестры старого графа, парижские друзья жениха и подружки Аньес из монастырской школы. Невеста была слегка худощавой для своего платья — сказались переживания. Жених ощутимо хромал, но выглядел довольным. Мать невесты сияла от счастья.
Отец невесты держался ближе к матери жениха, и после все местные говорили об этом: баронесса и Собран Жодо — друг другу ближайшие друзья. Барон Анри Леттелье воспринял новую фигуру как нечто само собой разумеющееся, чем вызвал уважение людей: они назвали его великодушным. Но когда пришло время, этикет рассадил всех за столами по своим местам: невесту — с женихом, отца невесты — с ее матерью, мать жениха — с ее мужем.
Батист через спину Селесты наклонился к отцу и прошептал, мол, он тоже женат — опередил в этом Поля — и нет, родительское благословение он посчитал устаревшим деспотичным обычаем. Анне шестнадцать, она ученица парижской модистки. Замуж вышла с одобрения старшей сестры, и еще до начала зимы Батист представит ее родителям.
Собран же наклонился в другую сторону, к Аньес, и спросил, знала ли она, что Батист женат.
— Я?! Нет! — округлив глаза, отвечала невеста.
— А я знал, — признался позади нее Поль.
— Что там? Что такое? — засуетилась Аврора.
— Что там, что там? — передразнил ее сын. — Чего доброго, она скоро начнет лезть мне в рот со слуховым рожком. Мама, Батист выбрал не самое удачное время, чтобы сообщить отцу о своем браке.
— И мне не сказал! — по-прежнему возмущалась Аньес.
Поль прошептал ей на ухо:
— Я не одобрил его выбор, но ждал, пока он представит избранницу на твой суд.
Аньес кивнула. Оба — и жених, и невеста — посмотрели друг на друга, весьма довольные взаимным пониманием.
— Я буду с нетерпением ждать, когда ты представишь нам Анну, — сказал Собран Батисту, — И будь так добр: сообщи эту радостную весть своей матери сам.
С наступлением темноты Батист нашел отца на террасе с бокалом бренди в руке. Собран смотрел на дорожку, ведущую к дому и дальше — вдоль дороги, на складчатые холмы, один из которых принадлежал их семье.
— Не ходи туда, — попросил Батист.
— Что?
— Я пришел рассказать об Анне.
Собран пожал плечами.
— Прекрасная девушка, но ты поступил безрассудно. Полагаю, об этом ты хотел мне сказать?
— Нет. Все не так. Ей достаточно улыбнуться, как меня переполняет любовь.
— Хорошо.
