Брат понюхал основание столба и поднял заднюю ногу.
— Как они сделали это место?
— И зачем? — спросила я. — Если это нора, то она слишком открытая. Как она может быть безопасной?
— Здесь жили люди. Они ничего не боялись. Когда они были здесь, здание было закрыто стенами, которые люди могли убирать.
— Как они делали это? — спросил Брат.
— Как они сделали все это? — я понюхала пол. Даже теперь я учуяла тени людей. Будто призраки в моем носу.
Дедушка сделал такое лицо, словно съел что-то горькое.
— Магия.
— Люди не владеют магией, — презрительно сказала я. — Магия — это когда весна превращается в лето, а день — в ночь.
— Есть много видов магии, маленький поедатель жуков. Намного больше, чем ты можешь себе представить.
— Что же это за магия? — спросил Брат.
— У них хитрые руки, — ответил Дедушка. — Ими они могут изменять вещи.
Я внимательно посмотрела на свои лапы светло-коричневого цвета с черными кончиками пальцев и поломанными когтями. Совсем не хитрые, не волшебные.
— Но как? — спросила я.
Дедушка оскалил зубы: не враждебно, просто чтобы дать нам понять, что ему надоела эта тема.
— Оставь это, Внучка.
Брат пометил каждый столб тонкой струей мочи. Я подумала, что должна проверить его метки. А Дедушка? Он всегда был очень темпераментным, и сейчас от него пахло раздражением. Я знала, что сейчас лучше оставить Дедушку в покое. Но как я могла сделать это?
— Я всего лишь хочу знать, как это — хитрые руки? — я замолчала, когда он шагнул ко мне. — И какие еще виды магии бывают?
— Это тебя не касается, — уныло сказал он. — Люди никогда не вернутся сюда.
— Но люди живут рядом с нами, за оградой! — воскликнула я (Брат подошел к нам и сел рядом, высунув язык.) — Разве не так? Они живут в таких же норах?
— Просто крестьянские хижины, — фыркнул Дедушка. — Жалкие убогие сараи. Они приводят туда скот и спят с ним под одной крышей.
— Я ничего не понимаю! Крестьяне? — сказала я, но он продолжал, не слушая меня.
— Это, — он окинул взглядом полуразрушенные заброшенные здания и аллеи, — место, где жили господин и госпожа. От них пахло так же сладко, как пахнут поздние цветы. Ее волосы были такие же черные, как мои лапы, и касались земли, когда она стояла. Не было ни одного спутанного волоска. Они носили одежды, будто вытканные из паутины. Осенней паутины. Их жизнь была полна разных чудес. Поэзия, каллиграфия. Они смотрели на луну и стреляли из лука на заднем дворике, где росли глицинии…
Поэзия? Наблюдение за луной? Откуда я могла знать, что это такое?
— Одежды из паутины? — спросил брат.
— Нет, как будто из паутины.
Брат прижал уши к голове.
— Это же не имеет никакого смысла.
— Для тебя — нет. Это как будто ты видишь меня, а пахнет сосной. Как будто нос и глаза не могут прийти к единому мнению. Что настоящее? Я — твой Дедушка? Или я — сосна?
Брат заскулил и попятился назад.
— Если ты чего-то не понимаешь, это не значит, что этого не существует, — наконец сказал Дедушка.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила я.
— Они были здесь, — с раздражением ответил он. — Я видел их. Постоянный шум и суета. Нам все время приходилось быть настороже, чтобы они не поймали и не убили нас.
— Люди не кажутся опасными, — перебила я Дедушку. — Те, что за оградой, нам ничего не сделали.
Он схватил меня зубами за загривок и повалил на пол. Я завизжала.
— Что ты можешь знать, маленький сосунок? Люди — самые опасные существа на свете. Опаснее, чем медведи.
Я не шевелилась, пока его хватка не ослабла.
— Если это — их нора, — спросил Брат, — то где же они сейчас?
— Ушли, — сказал Дедушка. — Здесь ничего не осталось. Спускайтесь!
Брат подошел к краю:
— Почему они оставили это место?
— Кто знает? — сказал он раздраженно. — Я был ненамного старше вас, когда они ушли.
Ветер взъерошил мою шерсть. Я поежилась.
— А что будет, если они вернутся? Их нора как раз над нашей.
— Они никогда не вернутся. — Дедушка тяжело спрыгнул на землю.
Мне снился этот сон, еще когда я была лисой. Вообще, я никогда не смотрела на небо — зачем? Там не было добычи. Но во сне я посмотрела. Там, на красно-черном небе, была большая звезда, тусклая, как болотный газ. На востоке из-за горы появилась луна. Звезда и луна были одинакового размера.
Я стояла на горе, из-за которой только что вышла луна. Земля под моими ногами была холодна, как лед. Я пошла вперед, но мне путь преградила лиса, будто сделанная из лунного света, — от нее ничем не пахло.
— Загадывай желание, сестренка! — сказала она.
— Хочу есть досыта и спать в безопасности, — подумав, ответила я.
Она — или он? — рассмеялась.
— Забудь об этом!
— Постой! — крикнула я, но лиса превратилась в цветок и исчезла.
Я проснулась. В носу стоял запах моих родных. Я не знала, что означал этот сон. Я тогда даже не думала, что сон может что-то означать. Я просто не могла его забыть.
Дом (и наша нора) стоял на заросшей сорняками огромной территории, окруженной покосившимся забором, сделанным из стволов бамбука и биноки-кедра. Теперь я задавала Дедушке вопросы о человеческих домах очень осторожно, потому что каждый раз, когда я проявляла излишний интерес, он хватал меня зубами за загривок. Но однажды он взял меня с собой на охоту, и я узнала, что заросшая территория когда-то была садом. Люди вырвали растения, выровняли тропинки, осушили ручьи, чтобы потом посадить другие растения, проложить новые дорожки и сделать искусственные ручьи и пруды.
— Но почему? — спросила я Дедушку.
— Потому что они могли это сделать, — огрызнулся он.
Ручей тек с самого верхнего угла сада, под приподнятым полом одного из заброшенных зданий и через три маленьких прудика. Утки-мандаринки свили гнездо в здании над прудом и прогоняли нас каждый раз, когда мы старались найти или — чаще — съесть их маленьких пушистых утят. Над прудами были мостики на деревянных подпорках.
— Что это? — спросила я Дедушку, когда увидела их в первый раз.
— Мост.
Я поднялась на мостик и ощутила ту же прохладную гладкость, которую почувствовала в доме. Огромные темные тени двигались подо мной в заросшей водорослями воде.
— Рыбы, — сказал мне Дедушка. — Ты никогда не сможешь поймать их — это как охотиться за собственной тенью. Ешь их, если найдешь на берегу.
