— Пожалуйста. В этом мире есть вещи, которые ты полюбишь: у тебя будет человеческий облик, возможно, профессия…
— Не путай мои желания со своими, — прошипел он, прижав уши к голове. — Сумасшествие делает вас с Дедушкой неспособными управлять семьей! С какой стати я должен вас слушать?
Он был прав. Все меньше и меньше я заботилась о том, чтобы руководить семьей, и всеми силами старалась спасти магию.
Дедушка был очень привлекательным в человеческом образе. Он носил красно-коричневые платья с маленькими медальонами на рукавах. Когда я наклонилась, чтобы посмотреть, что это были за медальоны, он фыркнул и отдернул руки. «Камисори, — сказал он. — Лисья лилия». Теперь, когда он стал человеком, его грусть стала еще сильнее.
Мать стала стройной женщиной с маленькими морщинками у глаз и одной седой прядью в густых черных волосах, ниспадающих до колен. Ей было трудно приспособиться к человеческой жизни, и, несмотря на магию, она всегда была неопрятна. Она меняла свой облик на человеческий и обратно намного быстрее и легче, чем все мы. Иногда приходилось идти за ней в лес, чтобы напомнить ей, в каком образе она должна вернуться. Она была очень простой, моя Мать.
А я! Я жила в своем новом образе, поэтому не могла видеть себя так, как видела других со стороны. Но я чувствовала новые связки мышц, странные суставные соединения. У меня были пальцы, которыми я могла брать вещи. Мои волосы были длиннее, чем полы платья. Когда я вставала, они черной рекой падали на землю. Мне нравилось мое новое тело.
— Как ты мог отказаться от этого? — Я с восхищением посмотрела на бархатистую безволосую кожу живота, подняла одну грудь, чтобы поближе разглядеть круглый розовый сосок.
— Надень платье, Внучка! Теперь ты девушка.
Я рассеянно закуталась в платье.
— Почему ты не остался в магии навсегда?
— Слишком высока цена, — медленно проговорил Дедушка. — Ты теряешь остроту зрения, тонкий нюх, ты полностью стеснен вот этим… — Он потянул за свой рукав.
— Мне это безразлично, — сказала я. Я не буду скучать ни по острому зрению, ни по скорости, ни по надежности, которую ощущаешь, когда стоишь на четырех лапах. Потерять их было лишь небольшим неудобством по сравнению с тем, что я приобрела. Я была в этом уверена.
— Неужели? Быть человеком — это больше чем просто носить платья. Чем жить в доме с крытой черепицей крышей, чем писать стихи.
— А что же еще?
— Это ожидание. Одиночество. Грусть. Даже любовь не стоит этого…
— Откуда тебе знать? — возразила я с жаром. — Я бы умерла, если бы у меня не было возможности быть с ним.
— Я тоже так думал, когда был в твоем возрасте. Но тем не менее я до сих пор жив. — Дедушка фыркнул. — В том, чтобы вовремя сдаться, есть своя мудрость. Некоторые уроки не так просто усвоить. Когда-то я убежал со своего экзамена.
— Я никогда этого не сделаю! — сказала я, шокированная признанием Дедушки.
— Может быть, ты сильнее, чем я.
— Вот, Внучка, — сказал как-то Дедушка. — Тебе понадобится это.
Он дал мне маленький шарик цвета луны.
— Он цвета луны, — я хотела сказать, что он светился в моих руках, как полная луна на безоблачном небе. — Что это? — спросила я, переворачивая его.
— Шарик. Такой есть у каждой женщины-лисы. Он тебе когда-нибудь пригодится.
— Зачем мне может понадобиться шарик?
Он пожал плечами:
— Это то, что должна иметь каждая женщина-лиса. Ты отказываешься от многих вещей, о которых даже не подозреваешь. Это поможет тебе заполнить время.
— Заполнить время? — повторила я. Мне было чем заняться и помимо шарика: уроки, и учения, и практика. Когда мне это может понадобиться?
— Я знаю, что сейчас ты не понимаешь этого, но придет время, и он тебе пригодится.
42. Дневник Кая-но Йошифуджи
Прошлая ночь была беспокойной. Я думаю, это из-за того, что выпил. Ночь была очень темная. Я пошел к тому месту, где упал гигантский хиноки-кедр, еще когда этот дом принадлежал моему деду.
Рядом с поросшим мхом стволом дерева я заметил изгородь. Когда я шел, спугнул сверчка: я слышал, как зашуршала трава о мои штаны.
Я не знаю, почему я делал это. С тех пор как уехала жена, я совершаю очень странные поступки: пью слишком много саке, брожу по саду в полной темноте. В одной руке у меня бутылка, к поясу прикреплен переносной столик для письма.
Я забрался на ствол поваленного дерева и посмотрел вверх. Звезды были нечеткими из-за сырости. Луны не было.
А потом я увидел вспышку света и длинную полосу огня — взрыв, будто китайский фейерверк. Казалось, плотный воздух замер на мгновение, а потом снова начал дышать.
Утром это показалось мне сном. Если это сон, я бы предпочел жить в мире, где мне снятся взрывающиеся звезды.
43. Дневник Кицунэ
Мы уже заканчивали.
Я сидела на куче юбок и рукавов за занавесью, которая свешивалась с черной лакированной рамы. В руках я держала веер с нарисованными на нем журавлями и не переставала удивляться тому, как он складывается. Вот он открыт. Раз! И я его снова сложила. Одно быстрое движение ловкими человеческими пальцами — и вот что получалось. Моя семья была рядом: Мать со мной за занавесью, Брат и Дедушка по другую сторону. У Матери была блоха; я видела, как она — лиса — поднимает заднюю лапу и чешет за ухом, и, словно отражение в воде, видела ее в образе женщины: она подняла руку и аккуратно почесалась.
— Мама! — сказала я. — А что, если он тоже это увидит?
Дедушка спросил, что произошло. Я объяснила ему, и он засмеялся.
— Не увидит. Он человек; он увидит только то, что захочет увидеть. Ты счастлива, Внучка?
Брат издал презрительный смешок. Я хотела увидеть выражение его лица, но нас разделяла занавесь.
— Имей уважение к старшим, Внук, — сказал Дедушка. — Постарайся быть настолько человечным, насколько можешь, ради блага твоей Сестры.
Голос у Брата был грустным, когда он ответил:
— Почему она не может быть счастлива как лиса? Мы играли, бегали, ели и спали! И это было здорово.
— Потому что она полюбила мужчину, — сказала Мать. — Мы делаем это ради нее.
— Я знаю, — сказал Брат. — И я постараюсь быть хорошим братом. И хорошим внуком и сыном. Но если честно, я не вижу в этом смысла.
— Этот человек поможет нам всем, — сказал Дедушка. — Он будет хорошим добытчиком, возможно, он найдет тебе какую-нибудь должность при правительстве.
— Я буду стараться быть покорным и оправдать все ваши ожидания, — сказал мой Брат. Но в его голосе слышалась лишь тоска и злоба.
