— Вы читали мне стихотворения. Вы были добры ко мне. И мы сделали это. Что добавило бы честность в наши отношения?
— Кто знает? Но это не помешало бы, — сказал он. — Я думаю, что должен был рассказать своей внучке, как это было, когда я впервые увидел жену Кая-но Йошифуджи и полюбил ее. Возможно, тогда ей не пришлось бы пройти через то же, что и мне.
Он любил меня!..
— Возможно, каждый должен в своей жизни через что-то пройти, — медленно проговорила я. — Я… не знала…
Он улыбнулся.
— Ты не знала, что мы можем уберечь людей, которых любим, от того, через что прошли сами? Или ты не знала, что я любил тебя?
— Я полагаю, и то и другое, — сказала я.
— Я полагаю, что ты не хотела об этом думать. — Он снова закашлялся, вытащил мягкую плотную бумагу из рукава и приложил ее к губам. — Мы всегда хотим уберечь от боли тех, кого любим. Иногда это мы сами…
Я посмотрела на Тамадаро, который что-то напевал и рисовал кроликов на снегу.
— Я старалась уберечь своего сына от дикой природы. Но ведь это было не совсем так? Я просто не хотела, чтобы ему было больно — от дикости им от крови. От всего. Но мы не можем, ведь так? Лиса или человек — все должны учиться на своих собственных ошибках.
— Да, — сказал он с грустью в голосе. — Мне очень жаль покидать тебя в тот момент, когда твоя жизнь, наконец, стала интересной. Но я рад, что увидел, как ты очнулась от своего сна.
— Я не понимаю!
— Разве? Ты стоишь на солнце, ты, которая всю жизнь прожила в тени. Возможно, ты обо всем мне расскажешь, когда тоже умрешь. Прощай. — Воздух между нами задрожал, и он исчез. Вместо него у дерева стоял лис ростом едва выше моего колена со свалившейся шерстью и потрепанным хвостом. Зверь поджимал лапы, будто ему было больно. Он повернулся, чтобы уйти.
— Подожди! — крикнула я и шагнула к нему. Полы платья выпали у меня из рук и накрыли снег красным куполом.
Лис повернул ко мне голову, навострив уши. Его глаза были золотыми и дикими. Его узкая морда была серой, с пятнами крови.
— Тамадаро! — позвала я сына.
— Мама! — Он быстро подбежал и посмотрел на меня любопытными глазами с золотыми искорками.
Я взяла его за руку и показала:
— Смотри, дитя. Там, за деревом…
— О! Это лиса! — с трепетом выдохнул он. — Да.
Лис посмотрел на нас, и я прочитала ему стихотворение. И мы низко поклонились ему, я и мой сын.
Лис в ответ кивнул головой, повернулся и убежал, Там, где он стоял, снег был алым от крови.
Любовь и воспоминания, мысли и мечты —
Мои любимые стихи никогда не были написаны.
19. Дневник Кицунэ
Было лето, я лежала на солнце и отмахивалась хвостом от зеленой стрекозы, которая то и дело садилась на мою заднюю лапу. Наконец, я привстала и лязгнула зубами.
— Осторожно, дитя, — предупредила стрекоза, — ты собьешь повязки.
Ее слова меня озадачили. Я проснулась. Мужчина в тускло-зеленом платье стоял передо мною на коленях. Он поправлял теплую повязку на моих ступнях. Он увидел, как я пошевелилась, и встал на ноги.
— А, ты проснулась! — сказал он.
Я была в маленькой комнатке, не больше, чем хижина Брата, с двумя оштукатуренными стенами и с двумя решетчатыми. Панель была отодвинута, и в комнату проникал свет, ослепительно яркий из-за снега на улице. Моя одежда лежала рядом с моей головой. Под ней был круглый веер. Со стены свисала святыня — очень просто сделанная, но позолоченная маленькая фигурка.
— Храм Каннон, — сказала я, поняв вдруг, где я.
Он хлопнул в ладоши и защебетал надо мною, словно диковинная певчая птица:
— Хорошо! Значит, тебе стало лучше. Да, ты в храме. Точнее, не совсем — это домик для гостей. Мы не часто им пользуемся. Только летом, когда приходят люди. Обычно зимой никого нет. Тебе повезло, что охотники на медведей нашли тебя. Мы думали, что ты потеряешь один или два пальца, но теперь они выглядят гораздо лучше. Похоже, солевые компрессы и молитвы помогли. Наверное, Каннон позаботилась о тебе. Я думаю…
— Где она? — перебила его я.
Он наклонил голову набок:
— С тобой был кто-то еще? Твоя собака здесь и она прекрасно себя чувствует. Но это кобель, поэтому, я думаю, что ты не его имела в виду. Нам стоит…
— Богиня, — сказала я и села, стряхивая компрессы с ног. На мне было небеленое хлопковое платье, чистое и теплое. Я подумала о том, кто переодевал меня. Возможно, это была магия. — Где Каннон?
Он кивнул в сторону маленького храма:
— Она везде, мое дитя. Она смотрит…
— Нет. Она здесь? Я должна поговорить с ней.
— Ты можешь помолиться ей здесь, — с сомнением сказал он. — И она ответит в свое время. Ты узнаешь об этом. Но она не приходит, когда зовешь ее.
У меня кружилась голова, я старалась усидеть прямо.
— Она приходит тогда, когда хочет. Я должна поговорить с ней.
— Все не так просто. — Он встал у двери, у него от волнения дрожали руки. — Существуют специальные церемонии очищения. К тому же сначала ты должна поговорить с главным священником. И, конечно же, должна оставить подарок.
— Подарок? — горько рассмеялась я. — Она не оставила мне ничего. Почему я должна оставлять ей что-либо в подарок?
— Разумеется, у тебя должен быть подарок.
Я подняла веер.
— Она примет его. Это все, что у меня есть. Отведите меня к ней.
Он нахмурился:
— Все не так просто. Ты должна поговорить со священником. И церемонии очищения…
— Я чиста, — сказала я.
— Возможно… Но я уверен, что ты не хочешь выказывать неуважения богине Каннон, не правда ли?
Я встала и прошла на крошечную веранду домика для гостей, оставив его одного. Снег был такой яркий, что на мгновение ослепил меня. Я подождала, пока исчезнут темные пятна перед глазами. Собака спала на веранде, свернувшись клубком и не обращая внимания на слепящее солнце.
На другом конце двора шумела вода, которую я слышала, когда меня сюда принесли. Ручей тек через маленькие пруды, каждый размером не больше таза для мытья. От ручья шел пар. В одном из прудов сидели два старика, погрузившись в теплую воду по грудь. Закрыв глаза, они лениво переговаривались. Дворик окружали густые деревья и горы. Снег был удивительно белого цвета с фиолетово-синими тенями, как изысканное сочетание цветов на платье.
Пара деревянных башмаков стояла на низком плоском камне около веранды. Возможно, это были башмаки монаха, но когда я надела их, они мне оказались как раз. Не обращая внимания на его крики, я сошла с веранды и направилась к воротам храма.
