Открылась дверь. Притворившись спящей, Анна одним глазком увидела, что в комнату вошли две женщины. Одна осталась у двери, вторая подошла ближе и склонилась над Анной. На ее голове был светлый чепец. «Монахиня», – мелькнуло в голове. Анна облегченно вздохнула. По-видимому, Джулиано вывез ее на окраину города, где ее и нашли монахини.
– Синьорина? Синьорина, вы спите? Как вы себя чувствуете? – спросила женщина. В ее голосе звучала искренняя озабоченность. – Вы звали нас?
Анна поднялась и села в кровати.
– Все хорошо. Я чувствую себя прекрасно, – ответила она. – Только вот, кажется, я ударилась о кровать.
Облегченно вздохнув, женщина улыбнулась и кивком головы показала другой, чтобы та подняла занавеси. За шторой не оказалось никаких жалюзи, и окно не заколочено досками, лишь старинные массивные, тяжелые ставни, какие делали сто лет назад. Когда женщина открывала ставни, слышался тяжелый скрип шарниров. Комнату залил яркий солнечный свет, и Анна прикрыла глаза ладонью, чтобы не слепило глаза, но скоро привыкла к свету и смогла уже полностью рассмотреть комнату.
Тесное, почти квадратное помещение было обставлено по-спартански. Кроме кровати здесь был только стул у окна и старинный комод. Единственным украшением комнаты было распятие на белой стене. Хотя комната больше напоминала монастырскую келью, женщины оказались не монашками: на них были длинные, до щиколоток, выцветшие платья с большими белыми фартуками. Они больше напоминали крестьянок с полотен Рембрандта, чем сестер монашеского ордена. Обратившаяся к ней женщина была круглолицей, с доброй приветливой улыбкой. Из-под ее чепца выбивались седые пряди. Другая была почти девочкой. Она робко стояла у окна, сцепив руки и глядя в пол. Несмотря на то что женщины выглядели вполне безобидно, Анна решила никому не доверять.
– Какое счастье, что вам стало лучше, – сказала пожилая женщина, поднимая разбросанные на полу подушки: их было не меньше дюжины. – Вы спали так беспокойно, все время жались к спинке кровати, ну прямо как затравленный зверек. – Энергично взбив подушки, она подложила их Анне под голову.
– Вот так будет лучше.
– Где я? – спросила Анна, рассеянно глядя, как из подушки вылетели два перышка. – И кто вы?
– Я понимаю, вы не можете вспомнить, что с вами было. Молодой синьор предупредил меня, что вы могли все забыть. – Женщина присела на край кровати, взяв руку Анны. – Меня зовут Матильда, а та молодая девушка – Людмила. Вы находитесь в доме молодого синьора Джулиано. На их семейном торжестве два дня назад вам стало дурно. Молодой хозяин решил не вызывать врача и приказал перенести вас в эту комнату, поскольку все гостевые были заняты, а нам велел ухаживать за вами. – Она дружески потрепала Анну по руке. – Ни о чем не беспокойтесь, синьорина. Все будет хорошо. Вы немного устали и должны отдохнуть, а через пару дней снова начнете вставать. А теперь довольно болтать. Вам нужен покой. Поспите еще немного.
Укрыв ноги Анны толстым, тяжелым, как свинец, одеялом и аккуратно подоткнув его под руки, Матильда встала, задернула шторы, чтобы в комнате оставался приятный полумрак. Ну а потом обе женщины на цыпочках вышли из комнаты.
Анна сидела в постели, обложенная со всех сторон подушками, не зная, что ей делать и что думать. Она не чувствовала ни боли, ни усталости. Головная боль, мучившая ее накануне, бесследно прошла. Ее единственным желанием было понять, где же она находится. И как можно скорее!
Стараясь не делать лишнего шума, Анна встала с кровати и подошла к двери, прильнув к замочной скважине. Оттуда слышались голоса обеих женщин – говорили об Анне. Она навострила уши.
– … и пойди в кухню, скажи Розалинде, чтобы сварила крепкий бульон и принесла свежего хлеба. Синьорина, когда проснется, захочет есть.
– Да, Матильда. Но…
– Что «но»?
– А вообще что с ней такое? Зачем молодой господин привел ее сюда? И кто она? Я…
– Помалкивай, Людмила. Молодой синьор Джулиано сказал, что эта синьора из хорошего дома.
– Во Флоренции любая собака знает, что молодому синьору наплевать, из какого дома его возлюбленная. Синьор Лоренцо часто ругает его за неразборчивость. Я слышала, как он ему говорил: «Когда ты, брат, влюбляешься, то вместе с сердцем теряешь и рассудок». А ты знаешь, что эта дама…
– Синьорина – гость молодого господина, – резко перебила ее Матильда. – Остальное нас не касается.
– Но синьор…
– Синьору лучше знать, кто она такая. Я слышала, как он говорил с господином Лоренцо: она вроде бы из хорошего, но обедневшего рода из Болоньи. Кажется, ей трудно пришлось в жизни. Вот почему она такая неразговорчивая…
– И ты этому веришь? По мне, так это сам синьор Джулиано выдумал всю эту историю, чтобы…
– А я думаю, он лучше знает, кому оказывать гостеприимство, а кому нет, и не дело посвящать прислугу в свои тайны.
– А если у нее чахотка? Тогда она заразит всех. Или… – Людмила понизила голос, перейдя на шепот, и Анна уже не могла разобрать ее слов, видя лишь ее язвительное лицо. – А может, она в положении? Знаешь, что болтают о нашем хозяине?
Ее речь внезапно прервала звонкая оплеуха, и Анна услышала, как та взвыла.
– Постыдилась бы, Людмила! Вот как ты благодаришь нашего хозяина за доброту? Знаешь, я сейчас прикажу, чтобы тебя лишили обеда. Ты его не заслужила. Будешь драить сегодня пол в прихожей и подумай, что хорошо, а что – плохо. Предупреждаю тебя: если хоть раз услышу подобные речи от тебя или от кого-то из слуг, с позором выставлю из этого дома. Посмотрим, как ты запоешь, когда окажешься под забором или будешь просить милостыню у Санта-Мария дель Фьоре. А теперь убирайся вон подобру-поздорову, а то схлопочешь у меня.
Анна услышала быстрые удаляющиеся шаги и горестные вздохи Матильды. Потом раздался звук, будто кто-то подтащил стул к двери. Это Матильда осталась сторожить у двери. Зачем? По доброте душевной? Возможно, хочет быть рядом, если ее позовут.
Анна осторожно отошла от двери и тихо прошмыгнула к окну. Приоткрыв штору, она выглянула на улицу. Судя по всему, в доме было несколько этажей – улицы почти не видно.
Несмотря на закрытые окна, Анна слышала шум улицы. Это были довольно странные звуки: стук лошадиных копыт и деревянных колес по мостовой, человеческие голоса, удары топора и молотка, словно прямо под ней находилась стройплощадка. Ко всем прочим звукам примешивалось еще кудахтанье кур и ржание лошадей. В общем хоре шумов Анна различила даже блеяние козы, будто находилась где-то в деревне, хотя по виду это была городская улица. Судя по всему, она по-прежнему во Флоренции и не покидала города. Дома на противоположной стороне улицы были ей незнакомы, но вдали, поверх крыш, виднелись очертания великолепного собора Санта Мария дель Фьоре, с его красными куполами и белокаменными стенами, великого творения Брунеллески, ставшего символом города. Его нельзя спутать ни с чем другим на свете. Анна в задумчивости отвела взор. Через неровные планки ставней в комнату проникал солнечный свет, рисуя причудливые узоры на половицах. Это были доски, больше напоминавшие деревянные оконные рамы старинных замков с витражными стеклами. Все делалось вручную, а потому дорого стоило, а уж теперь и вообще стало бесценным. Владельцу такого дома, наверняка, находящегося под охраной государства, видимо, недешево обходится его содержание. Анну вдруг охватил озноб. «Неудивительно, что в таком доме нет отопления и даже камина», – подумала она.
