– Понятия не имею, – чистосердечно призналась она. – Так уж вышло. С таким же успехом я, наверное, могла бы стать архитектором или адвокатом.
– Расскажи мне о своей родине, – попросила Мирват. Она села на скамью и уставилась на Беатриче большими, выразительными глазами. – Мне хочется побольше узнать о твоей стране, в которой женщина имеет право обучаться наравне с мужчиной. Должно быть, это необычная страна. Надеюсь, ты простишь мне мое любопытство.
– Само собой, – смеясь, сказала Беатриче.
Мирват много ей рассказывала о себе, о своем детстве, проведенном в доме отца, преуспевающего торговца коврами, о своих сестрах и братьях. Беатриче знает о Мирват почти все. Но Мирват хитрила. Она владела как латинским, так и древнегреческим языком, что могло служить доказательством обучения в привилегированной школе, однако никогда не вспоминала своих учителей и одноклассников; иногда она не знала простейших вещей. Можно предположить, что она ни разу в жизни не уезжала из Бухары и ее абсолютно не волновал конец света.
Беатриче присела рядом с подругой. Скамья располагалась на берегу небольшого пруда. Луна уже показалась на небе, и ее узкий прекрасный серп отражался в чистой, спокойной воде. Между фруктовыми деревьями и кустами роз виднелись купола и башни дворца. Воздух был наполнен пряным ароматом. Мотыльки исполняли свои пляски над водной гладью, иногда всплескивала рыба, выпрыгивая из воды.
«Как на фотографии из каталога об элитном отдыхе», – подумала Беатриче.
Но, к сожалению, она не в отпуске. И дворец – не пятизвездный отель. Мирват, не желая того, заставила Беатриче вспомнить то, что она старалась вытеснить из собственного сознания – она была заключенной. На мгновение Беатриче прикрыла глаза, ощутив комок, подступивший к горлу.
– Я живу в Гамбурге. Это большой город на севере… – Беатриче прервала повествование, поняв, что для описания своей страны знаний ее арабского языка недостаточно. – Большой город на севере Германии, – закончила она предложение, решив, что кое-что все-таки может объяснить на латинском.
– Германия? Правда? – удивленно спросила Мирват. – Поразительно. После всего, что мне рассказывали, Германия представляется страной нецивилизованной.
– Что ты сказала? Я не ослышалась?
– Извини, я не хотела тебя обидеть. Но до сих пор мне рассказывали лишь о дремучих лесах и диких зверях, а не о больших городах, школах и университетах. Это правда, что люди в Германии моются всего один раз в жизни – при рождении?
Беатриче рассмеялась. У Мирват были какие-то странные сведения. Казалось, она верила и тому, что немцы, размахивая дубинками, бегали по лесам и охотились на волков.
– Конечно нет! Мы хорошо знаем правила гигиены. Моемся достаточно часто, а душ принимаем ежедневно.
«Лишь некоторые, – подумала Беатриче, вспомнив бездомных, время от времени появляющихся в приемном отделении больницы, – избегают контактов с водой и мылом. Медицинские сестры и санитары в резиновых перчатках осуществляют санитарную обработку бедолаг, а грязная, дурно пахнущая одежда сразу же попадает в мусорные ведра».
– Интересно, – с удивлением произнесла Мирват. – А у вас в Германии есть большие города? Такие, как Бухара?
Беатриче вновь пришлось улыбнуться. Если она не ошибалась, население Бухары составляло около двадцати тысяч человек.
– Само собой разумеется! Берлин, Франкфурт, Кельн, Дюссельдорф, ну и, разумеется, Гамбург. У нас, конечно, не такие большие города, как в США…
– США?
– Да, которые…
«Забавно, – подумала Беатриче. – А как называются США по-арабски?»
– Ну, Америка. Ты же знаешь – Нью-Йорк, Чикаго, Сан-Франциско…
Мирват непонимающе качала головой.
– Не знаю, о чем ты говоришь.
Беатриче начала сомневаться. Возможно, ее арабский не так уж и хорош, как она себе возомнила.
– Здесь есть атлас или географическая карта? – спросила она. – Я покажу тебе эту страну.
– Вообще-то это запрещено, – чуть подумав, ответила Мирват. Она о чем-то сосредоточенно размышляла. – Но Нух II сегодня на охоте и вернется не раньше завтрашнего утра. – В ее глазах блеснул огонек. – Я найду географическую карту. Через три часа, когда все улягутся спать, будь у меня.
Ближе к ночи Беатриче постучала в дверь Мирват. Та сама открыла ей.
– Заходи скорее, – прошептала она, бросив взгляд налево и направо, и затащила удивленную Беатриче в комнату. – Тебя кто-нибудь видел?
– Думаю, нет.
«К чему такая конспирация?» – подумала Беатриче. Они не собираются совершать ничего предосудительного. Всего-то найти кое-что на карте.
– Я приказала Нирман уйти, – сказала Мирват и, стараясь действовать как можно тише, закрыла дверь на задвижку. – Мы совсем одни. Пошли.
Она потащила Беатриче к своей кровати. В комнате было довольно темно. Горела одна-единственная крохотная масляная лампа где-то за гардинами. Скудное освещение с трудом позволяло разглядеть мебель. Осторожно, чтобы не пораниться о край стола и не споткнуться о ковер, она пробиралась вперед. Была ночь, но все ставни были заперты. Мирват плотно задернула гардины, будто боясь, что кто-либо, несмотря на темень, заглянет в комнату. Ради всего святого, что это значит? Беатриче чувствовала себя заговорщицей, планирующей дворцовый переворот.
Не успела она открыть рот, чтобы спросить Мирват, как та усадила ее на край кровати, задвинула балдахин и уселась рядом.
– Вот карта, – прошептала она и захихикала от волнения, как маленькая девочка.
Беатриче взяла свиток. Он напоминал пропитанный маслом пергамент или даже кожу, то есть материалы, которые много столетий тому назад использовали для изготовления географических карт. Беатриче сняла со свитка веревку, вынула карту, развернула – и уже через пару секунд забыла обо всем на свете. Затаив дыхание, она стала рассматривать карту.
Перед ней был мир, каким его представляли арабские народы много веков назад, – Ближний Восток, Евфрат и Тигр, часть Индии и Пакистан. С ними граничили государства Западной Европы, страны Британского острова и Скандинавии. Едва касаясь карты, пальцы Беатриче скользили сквозь века, пока она не увидела цифру 387. С учетом мусульманского летосчисления, начавшегося в 622 году, этой карте было более тысячи лет!
Беатриче вспомнила о том, как ее тетя на торгах одного аукциона приобрела географическую карту, которой было всего пятьсот лет, однако ее состояние не шло ни в какое сравнение с той, что держала перед собой Беатриче. Кожа была вся в пятнах, порвана в двух местах, краска поблекла, и надписи чернилами в некоторых местах едва можно было разобрать. Ее тетя отдала двадцать тысяч марок да еще назвала торговца лопухом. Какова же тогда истинная стоимость этой карты?
– Мирват, откуда у тебя эта карта? – с волнением спросила Беатриче.
