Минг по рождению наверняка не из сословия слуг. Уже ее гордая, прямая осанка свидетельствует о чувстве собственного достоинства, свойственном женщине из хорошей семьи. Кто знает, какая история скрывается за ее фамилией, которую она не пожелала назвать… Может быть, это единственное, что ей оставили монголы, последний остаток самоуважения.
Неудивительно, что она скрывает свою фамилию. Ее силой принудили служить монголам, заставили даже выучить такой чуждый для нее язык, как арабский.
Беатриче попыталась представить себе, что сделала бы сама на месте старой китаянки. Ведь ее пребывание в гареме эмира Бухары отчасти сравнимо с положением Минг. Она тогда чуть не сошла с ума, питая к эмиру лишь ненависть и отвращение. «Я понимаю твою ненависть, – думала она. – Очень хорошо понимаю». Старая китаянка опустила глаза и помогла ей одеться. Больше обе не проронили ни слова.
Беатриче оглядела себя в зеркале. На ней красовался китайский костюм из шелка: воротник расшит цветочным орнаментом, поверх блузы яркий стеганый жилет. Минг стянула ей волосы в узел и закрепила заколками и гребнями из рога и перламутра. Если бы не светлые волосы, ее вполне можно принять за восточную красавицу.
Неужели эта женщина, что смотрит на нее из зеркала, и есть Беатриче Хельмер – равнодушно, спокойно оглядывает себя, прилетев из другой культуры, из другой эпохи? Вот она стоит здесь и смотрит на свое отражение в зеркале, словно это самое обыденное занятие на свете. Что же, эти фантастические прыжки из одного времени в другое так же легко совершить, как забронировать авиабилет из Гамбурга на Кипр?..
И странно, она ни на минуту не усомнилась, что все это происходит именно с ней, и не во сне, а наяву. В первый раз – около шести месяцев назад, – когда камень отправил ее в необыкновенное путешествие в Бухару, она впала в глубокую депрессию. Неустанно твердила себе тогда: все, что видит вокруг – женщины в мусульманских одеяниях, евнухи, восточная мебель и другие предметы, – не более чем галлюцинации, бред сумасшедшей.
И это была нормальная реакция: разве в реальности представишь такое: человек потерял сознание, а пришел в себя в другом времени и пространстве?! Теперь-то вот здесь она все воспринимает как действительно существующее, – может быть, благодаря Маффео. Он что-то знает о ней и о камне Фатимы. А что если ему ведомо даже, чего камень хочет от нее?
Надо поговорить с Маффео и поскорее. Скоро он появится… В дверь громко постучали. Мелкими шажками Минг просеменила туда, открыла и отступила на шаг в сторону, согнувшись в глубоком поклоне.
– Доброе утро! – поздоровался Маффео.
Беатриче повернулась в его сторону – о, он не один! Радость ее вмиг сменилась разочарованием: теперь не удастся поговорить с ним о камне. Ей придется набраться терпения. Опять терпеть… Не намеренно ли он привел с собой еще кого-то?
Спутник Маффео выше его на голову. На обоих схожая одежда, но незнакомец выглядит воинственно и даже дико. Из-под красно-синего кожаного шлема выбиваются угольно-черные волосы. Лицо мрачное, а на удивление светлые глаза мечут искры – кажется, вот-вот набросится и снесет голову кривой саблей, торчащей из-за пояса. Грозен, вид его устрашает – такими она всегда и представляла себе монголов.
Этот человек произнес несколько слов на языке, в котором Беатриче не разобралась еще прошлый раз.
Наверное, какой-нибудь диалект монгольского… Минг тем временем выскользнула из комнаты. Ну что ж, если и Маффео сейчас исчезнет – остается кричать во всю мочь… С этим парнем из прошлого лучше не оставаться вдвоем, даже во сне.
– Это Джинким, брат великого и всемогущего хана и наследник престола. Пришел говорить с тобой, – обратился к ней Маффео по-арабски.
Беатриче поклонилась. Она еще не поняла до конца, какое положение занимает брат хана у монголов, но прозвучало так: он второй человек в государстве. Во всяком случае, поклониться никогда не помешает. Она поднялась и некоторое время молчала. Прожитые в гареме месяцы научили ее быть осторожной. Стоит хорошо подумать, прежде чем обратиться к мужчине первой.
Размашистым шагом монгол пересек комнату и оседлал один из стульев. Маффео последовал за ним и сел рядом. Беатриче обвела взглядом помещение: здесь всего два стула. Вероятно, ей следует… и направилась к постели. Маффео бросил в ее сторону предупреждающий взгляд и чуть заметно покачал головой: мол, не садись. Что это такое, уж не допрос ли они собираются ей учинить или здесь так принято обращаться с женщинами?
Монгол что-то проговорил и кивком пригласил ее подойти ближе. Когда она приблизилась, он обратился к Маффео. У Беатриче помутилось в глазах. Неужели она допустила ошибку?.. В речи монгола звучат гнев и подозрительность.
– Джинким спрашивает, владеешь ли ты монгольским языком.
Беатриче отрицательно покачала головой. Монгол вскочил со стула и в два прыжка оказался рядом с ней. Его голос, резкие, гневные слова, вырывающиеся из сверкающего белозубого рта, напоминали лай разъяренного пса, огромного и очень опасного.
Она в страхе отпрянула. Он снова заговорил, на этот раз еще громче. У нее перехватило дыхание. Лучше сквозь землю провалиться, убежать отсюда… Как загнанный в угол, затравленный зверек, уставилась она в горящие гневом глаза монгола. Не темные глаза, обычные для его нации, а два ослепительно-зеленых, горящих огня – два ярких нефрита, пронзающих мозг…
Это не человек, а дракон, принявший человеческий облик! Сейчас откроет рот – и оттуда, как из пасти дракона, изрыгнутся языки пламени. В отчаянии попыталась она поймать взгляд Маффео.
– Он хочет знать, почему ты подошла к нему, если не понимаешь его языка.
О, у нее земля уходит из-под ног… какая чепуха, мелочь! Неосознанная реакция, ничтожное мгновение, длившееся доли секунды… И из-за такого пустяка распрощаешься с жизнью, вернее, с двумя жизнями…
– Но он… кивнул мне… он… – в смятении забормотала она и отступила еще на шаг.
Но, видно, тщетно – какое бы расстояние ни отделяло ее от свирепого монгола, ничто уже не спасет! Грозный вид ханского брата красноречивее слов: этот прирожденный охотник не упустит убегающую дичь.
– Он же кивнул мне, чтобы я подошла ближе! – повторила она в отчаянии.
Глаза монгола сузились до тончайших щелок, он резко повернулся и ринулся обратно к своему стулу. Беатриче поразилась, что ее последние слова Маффео не перевел. Монгол что-то сказал ему, кивнул и снова поднялся.
Маффео жестом дал понять, чтобы Беатриче поклонилась. Она сделала такой низкий поклон, что почувствовала затылком воздушную волну от размашистых шагов монгола, направлявшегося к выходу.
– Вернусь, как только смогу, – на ходу шепнул Маффео, следуя за ним. – Тогда поговорим.
В полной растерянности она смотрела вслед уходящим. Этот Джинким, по-видимому, прекрасно понимал ее. Что это было? Он что, ее испытывал? Если да, то зачем?
– Боже мой, куда я попала! – вслух запричитала она и, обессиленная, опустилась на кровать. – По сравнению с этим монстром даже эмир Бухары кажется безобидным ягненком.
