Хасан, потупив взор, быстрыми шагами направился в сторону гостя.
– Господин, – раздался вдруг голос слуги.
Хасан поднял глаза и остановился. В нескольких шагах от себя в сиянии ярких световых отблесков он разглядел фигуру человека, одетого в жалкие лохмотья. По всей видимости, это был монах. Его глаза горели священным огнем. Неужели это знак?
– Салам, – приветствовал гостя Хасан. Цвет мебели и подушек вокруг него внезапно изменился. Будь он человеком без воображения, он бы не на шутку встревожился. Но Хасан вырос в пустыне и понимал, что это следствие слишком долгого пребывания на солнце. Закрыв глаза, он дал им успокоиться, а когда снова открыл их, зрение вернулось к нему в прежних красках. Нищий был совсем юнцом, почти ребенком – худой, бледный и безбородый. Но в его темных, почти черных, глазах горел священный огонь, который Хасан видел только у членов его братства. В тот же миг он понял, что камень по-прежнему не найден. Осман никогда бы не рискнул послать к нему мальчишку с камнем Фатимы.
– Тебе нужно срочно сменить одежду, – сказал Хасан, открывая ларец, в котором всегда держал несколько золотых динаров. – Ты, верно, проголодался? Слуга проводит тебя на кухню.
Юноша взял золотую монету и так посмотрел на нее, словно Хасан вместо золота дал ему косточку от хурмы.
– Вы очень добры и великодушны, господин. Да благословит вас Аллах и дарует вам здоровье и долгие годы жизни. Но я не могу принять ваше приглашение. – Юноша поднял голову и посмотрел на Хасана. – Голубь летит к горе.
Хасан улыбнулся. Он не ошибся. Юноша был одним из «них».
– И возвратится с оливковой ветвью, – ответил он и повернулся к слуге. – Я очень проголодался. Приготовь мне немного кунжутной пасты с медом, как ты это умеешь. – Он подождал, когда слуга уйдет. – Говори, мальчик.
– Простите, господин, что обременяю вас своим присутствием. Меня послал к вам магистр Осман. Вот его послание. Это срочно.
Юноша достал из спрятанного в лохмотьях кармана кусок пергамента и протянул Хасану. Тот бережно развернул его и стал читать. Там было всего несколько строк.
– Надеюсь, я принес вам добрые вести, – сказал юноша, теребя в руках потрепанную феску.
Хасан вздохнул.
– К сожалению, нет. – Он с трудом сдерживал слезы. В письме сообщалось, что кочевнику удалось ускользнуть от них – с девчонкой и, разумеется, с камнем. К тому же бесследно исчезли четверо их собратьев. Сапфир по-прежнему в руках неверных. – Как твое имя, сын мой?
– Мустафа, господин, – ответил юноша, переминаясь с ноги на ногу.
– По всей видимости, доблестные воины погибли. Они были из тех, кто не задумываясь отдавали свои жизни во имя Аллаха. Теперь поговорим о нас.
– Что я должен делать? – спросил Мустафа, не медля ни минуты. – Приказывайте, и я исполню любое ваше поручение. Если понадобится убить злодеев, я сделаю это, даже если придется поплатиться жизнью. Я готов.
– Да вознаградит тебя Аллах за твою преданность! У меня есть для тебя великая задача. Но не сейчас. А теперь ступай к слуге. Пусть он даст тебе что-нибудь поесть. Потом хорошенько вымойся. А я тем временем напишу письмо Осману. Его нужно передать как можно скорее. Пока это моя единственная просьба.
Юноша низко поклонился.
– Благодарю за оказанное доверие, господин. Я буду молить Аллаха за вас. Обещаю, что вы не разочаруетесь во мне.
– Пока твое сердце наполнено преданностью и ты строго следуешь заповедям Корана, ты всегда будешь оправдывать мое доверие. – Он положил руку на голову юнца. – Да благословит Аллах каждый твой шаг. А сейчас иди. Нужно спешить.
Когда юноша удалился, Хасан сел за стол. Шкатулка из эбенового дерева, в которой он хранил письменные принадлежности, не отличалась изысканностью, как и вся обстановка его комнаты. Иногда собратья подшучивали над ним, называя его аскетом или монахом. Они считали, что он с излишним усердием выполняет заповедь о воздержании. Аллах дает богатство, чтобы пользоваться им, а не отказываться от жизненных благ. Но у Хасана было свое мнение. Служа Аллаху, считал он, нельзя переусердствовать. Все или ничего! И он – еще мальчиком – избрал первое.
Обмакнув перо в чернильницу, Хасан начал писать. Это были несколько поспешных строк. Осману поручалось срочно отыскать следы исчезнувших братьев. Ясно одно: по этим следам они найдут девчонку. А где она – там и камень Фатимы. В конце он приписал еще одну строку – для Османа: взять под опеку юного Мустафу и воспитать его в надлежащем духе. У мальчишки пылкая душа. Из него можно вылепить верного бойца. На таких, как он, можно всегда рассчитывать.
Хасан насыпал горсть песка на лист, чтобы высохли чернила, затем стряхнул. Аккуратно свернул пергамент, запечатал сургучом и поставил свою печать. Он принадлежал к древнему богатому роду, давшему не одного правителя страны. Но будь он даже старшим сыном в семье, отказался бы стать преемником отца. Он мечтал о другом – создать империю, которая бы стояла веками, может быть, вечно. Поэтому его печать была краткой: «Велик Аллах!»
Он встал и подошел к окну. Солнце переместилось по небосклону, отбрасывая мягкий свет на золотые купола мечети. Он не слепил глаза. Хасан заметил, как на балкон мечети вышел муэдзин и, развернув молельный коврик, опустился на колени. Голос муэдзина плыл над крышами Газны, и Хасан молился за своих четверых собратьев. Он знал, что можно было не беспокоиться о спасении их душ – они в любое время готовы были расстаться с жизнью. Но среди тех, кто гнался за кочевником и девчонкой, был его родной брат Нураддин – единственный, кто внял призыву Аллаха и добровольно, всей душой последовал его примеру. Если он погиб, как все объяснить отцу?
Уже несколько дней Беатриче находилась в пути, но ей казалось, что она не сдвинулась ни на шаг. Несмотря на то, что она вставала с первыми лучами солнца и шла до тех пор, пока кроваво-красный шар не садился за горизонт, в пейзаже, окружающем ее, ничего не менялось. Все та же унылая картина – колючки, пыль, выгоревшая на солнце сухая растительность, шелестящая на знойном ветру, как алюминиевая фольга. Одежда немного защищала от палящего солнца, но одолевали голод и невыносимая жажда. Язык прилипал к гортани, губы иссохли и потрескались, а воображение рисовало ей бокалы, наполненные прохладительными напитками, и источники с чистой ключевой водой. Она поклялась, что больше никогда не выйдет из дому, не захватив с собой бутылочку с водой. Разумеется, если когда-нибудь выберется из этого бесконечного странствия по пыльному аду. Беатриче пыталась утолить голод, жуя какие-то сухие жесткие растения, по вкусу напоминающие спички. Как-то раз она поймала жука с блестящими черными крыльями, похожего на скарабея, и ей вдруг вспомнились слова одного гамбургского кулинара из известной телепередачи, специалиста в искусстве выживания: он называл насекомых носителями белка. Однако, продержав около часа бедное насекомое в руке, чувствуя, как оно щекочет ей лапками ладонь, в конце концов отпустила на свободу. Может быть, из жалости к единственному живому существу во всей этой бескрайней пустыне, а может, голод еще не достиг своего предела. Глядя, как жук быстро убегает от нее и зарывается в песок, Беатриче вдруг подумала, что поступила, пожалуй, опрометчиво, отказавшись от порции белка.
