В стойле, напротив того места, где остановился Дарси, нетерпеливо перебирал копытами арабский скакун – в третьем или четвертом поколении потомок целой лошадиной династии, принадлежавшей разбогатевшему на нефти шейху с Ближнего Востока. Шанса когда-либо вступить на престол в своей стране у этого молодого человека не было, зато нехватки в средствах не наблюдалось. Красивый принц постепенно превратился во всемирно известного плейбоя и дамского угодника, к тому же обладал непререкаемым авторитетом во всем, что касалось лошадей скаковых пород. В тот день, окруженный целым сонмом белокурых английских актрис и моделей, а также плотной стеной широкоплечих охранников и всякого рода прихлебателей в отлично сшитых костюмах, блистательный богач был единственным серьезным соперником Дарси, могущим перекупить черного жеребца.
Ставки уже перевалили за психологическую отметку в миллион фунтов стерлингов – для Дарси то был абсолютный предел, – как вдруг, благодарение богам, молодой его соперник внезапно потерял интерес к происходящему и вышел из игры.
– В конце концов, – сказал Дарси Элизе, – победа осталась за мной. Но потратил я на этого жеребца гораздо больше, чем планировал. Сразу же после торгов я распорядился перевезти Лорда Нельсона в имение одного моего друга в Гемпшире, милях в пятидесяти от Лондона. Где конь и должен был оставаться до тех пор, пока я не организую его перелет в Штаты.
Дарси помолчал немного, словно рассказ давался ему с трудом.
– В тот вечер, – продолжил он, – мои друзья решили, что такое событие следует отметить. Сам я не любитель бурных вечеринок, всех этих чрезмерных возлияний и того, что обычно за этим следует…
Он снова замолчал. Ему хотелось как можно деликатнее изложить свою историю, опустить детали пьяной вечеринки, что происходила в огромном особняке в эдвардианском стиле – этот дом его друзья Клифтоны снимали на лето. Он также не стал упоминать о том, что закончилось празднование очень поздно, и, когда он поднимался наверх, в спальню, Фейт продолжала висеть у него на руке.
Во время всего этого повествования Элиза не сводила с Дарси пытливого взгляда и по долгим паузам и путаным фразам поняла, что он сглаживает историю, чтобы не смутить ее. Правда, пока что она не понимала, какое все это может иметь отношение к Джейн Остин или ее письмам.
Он поймал на себе вопросительный взгляд ее темных глаз и покраснел от смущения.
– Вы, наверное, недоумеваете, при чем тут лошадиный аукцион и пьяная гулянка в загородном доме, какое отношение они имеют к письмам Джейн Остин, верно? – спросил он. Словно мысли ее читал.
Элиза усмехнулась и кивком указала на запад.
– Солнце зайдет через несколько часов. Это неоспоримый факт, – заметила она.
Дарси улыбнулся ее шутке и заметно расслабился.
– Простите, – сказал он. – Впрочем, я предупреждал, что никому и никогда этого не рассказывал. Понятия не имел, как это будет непросто.
– У меня создалось впечатление, что вы говорите мне далеко не все, – ответила она. – Возможно, если б вы поведали мне без недомолвок обо всем, что тогда произошло, я бы лучше вас понимала.
Дарси кивнул.
– Вы правы. Видите ли, кое-что из случившегося тогда носит сугубо личный характер.
Элиза торжественно подняла правую руку.
– Обещаю, что ни единая живая душа об этом не узнает! – поклялась она.
– Хорошо, – решился наконец Дарси. – Суть истории сводится к тому, что три года назад я отправился в Англию купить очень дорогого жеребца и что покупка отмечалась в загородном доме моего друга в Гемпшире.
Элиза кивнула.
– Да, я поняла.
– Прежде чем продолжить, хочу объяснить еще кое-что, – сказал Дарси. – Я собираюсь поведать вам о вещах, о которых сам не подозревал в тот момент, когда они происходили, и о которых мне рассказали позже… – Дарси явно затруднялся, подбирая слова. – Рассказал человек, который оказался там.
Элиза снова кивнула.
Дарси смотрел в сторону, на поля и леса.
– Ночь после аукциона выдалась очень долгая и бурная, но проснулся я в то утро еще перед рассветом.
Он закрыл глаза, словно вспоминая, как все происходило.
Итак, он проснулся и увидел, что лежит в огромной кровати с резным изголовьем и пологом, в одной из многочисленных гостевых комнат в загородном доме своего друга. Причем лежит не один – рядом на скомканных простынях раскинулась в не слишком пристойной позе Фейт.
Осторожно выбравшись из постели, Дарси подошел к окну. За стеклами простирался затянутый туманной дымкой серый утренний пейзаж.
– Голова у меня раскалывалась от боли, – сказал он Элизе. – И мне захотелось выйти на улицу, вдохнуть холодного, свежего воздуха…
Дарси осторожно покосился на кровать. Он с самого начала опасался, что Фейт превратно поймет его согласие взять ее с собой в Англию, а из-за этой несчастной пьянки ситуация только усугубилась и грозила нешуточными осложнениями. В другие времена его сочли бы хамом и подлецом, воспользовавшимся состоянием женщины, которая выпила лишку и плохо понимала, что происходит. Его мучил стыд, и еще он опасался, что за последствия этой некрасивой истории придется долго расплачиваться. Дарси снова взглянул через окно на затянутые утренним туманом долины за пределами поместья. В тот момент ему хотелось только одного: удрать из этого дома, и поскорей.
Тут Дарси умолк, решив не распространяться на тему того, отчего он содрогнулся, увидев в постели Фейт. Добавил только:
– Мне захотелось выйти из дома и оседлать Лорда Нельсона, почувствовать скакуна, посмотреть, на что он способен. – Он улыбнулся. – К тому же, наверное, я хотел убедиться, что не напрасно выложил за него столь огромную сумму. Ведь прежде мне никогда не приходилось отдавать за одну лошадь два миллиона долларов. И вот, – продолжил он свое повествование, – я надел более или менее подходящий английский костюм для верховой езды, вышел из дома, нашел конюшни, разбудил одного из грумов и велел седлать Лорда Нельсона.
– О! – выдохнула Элиза. – Два миллиона долларов за жеребца! И вы, проснувшись, решили с похмелья прокатиться на нем перед завтраком!
– Да, непростительная глупость с моей стороны, – согласился с ней Дарси. – Солнце еще не встало, к тому же я совершенно не знал тех мест.
И далее речь его полилась легко и свободно. Он рассказал, как ощутил теплое дыхание лошади на тыльной стороне ладони, когда брал у сонного грума поводья, описал пустоту и особенную тишину серого английского пейзажа, когда, вскочив в седло, выехал за ограду и поскакал по вспаханному полю к светлеющему на востоке небу над горизонтом.
Говоря об этом, он словно вернулся в то серое прохладное утро в Гемпшире. Снова ощутил под собой неукротимую мощь жеребца, снова посылал его все дальше и быстрее вперед, чувствуя, как хлещет в лицо холодный сырой ветер.
Застоявшийся жеребец, казалось, был счастлив показать себя в деле. Он наслаждался свободой, мышцы работали слаженно, он так и рвался вперед, летел точно птица. И сам Дарси при воспоминании о том дне трехлетней давности словно раскрепостился и легко и свободно рассказывал этой почти незнакомой девушке то, о чем молчал столь долгое время. Этот поток слов уже было не остановить.
