Уикхем, старый полосатый котище, страдающий избыточным весом, широко раскрыл пасть и сладко зевнул, демонстрируя крупные клыки и полное пренебрежение к заданному вопросу.
Но Элиза была не из тех, кто так легко сдается. Она подхватила кота на руки и потащила в угол у окна, где два часа тому назад Джерри нехотя поместил ее новое приобретение. Мутное прямоугольное зеркало стояло на полу, прислоненное к стене. Полюбовавшись столиком еще с минуту, Элиза уселась перед ним на ковер, уютно подобрала под себя ноги, пристроила упирающегося кота на коленях.
– Думаю, что этот столик, – начала объяснять она Уикхему, – как нельзя лучше отражает проблему наших с Джерри отношений. Потому что когда я гляжу на него, то вижу нечто теплое и прекрасное. А Джерри видит в нем лишь предмет старой мебели, не более. Ты же создание с безупречным вкусом, Уикхем. Что видишь ты? А ну-ка, говори!
Элиза улыбнулась и почесала кота за ушком. Знала она там одно особое местечко. Кот сощурил желтые глаза, обмяк и блаженно замурлыкал.
– Вот именно! – торжествующе воскликнула Элиза. – Потому что в отличие от тебя и меня у Джерри нет души, только соображалка.
Она отпустила кота, тот спрыгнул с коленей на пол, но уходить не стал, разлегся рядом, на ковре.
– Прелестная, чудная вещица, – сказала Элиза и погладила изящную, шелковистую на ощупь ножку столика.
Конечно, его еще нужно было основательно почистить и натереть для блеска льняным маслом, но Элиза не сомневалась, что столик очень старый.
Она осторожно выдвинула единственный ящик и поставила его на ковер. Изнутри он был выстлан поблекшей розовой обойной бумагой, на которой еще просматривался цветочный рисунок. Не приглядываясь к вкладышу, Элиза стала осматривать внешние углы ящика, которые были закреплены без гвоздей.
Изнутри боковины ящика скреплялись неровными деревянными скобами, что предполагало ручную работу и только укрепило Элизу во мнении, что приобретение ее действительно старинное и изготовлено задолго до эпохи всеобщей индустриализации и массового поточного производства мебели.
Элиза грустно улыбнулась, радуясь своей правоте насчет скобок ручной работы и одновременно огорчаясь из-за того, что ей при этом не пригодились знания, почерпнутые два года назад на вечерних курсах при Нью-Йоркском университете, где она получала специальность оценщика антикварной мебели.
Перевернув ящик вверх дном, она начала осматривать это самое дно, смутно припоминая, что по цвету дерево должно чему-то там соответствовать или, напротив, не соответствовать. Розовый бумажный вкладыш выпорхнул на ковер.
Уикхем наконец заинтересовался. Он поднялся и затеребил лапой клочок бумаги. Элиза шуганула кота и вдруг замерла от удивления. К внутренней стороне обоев была прикреплена полоска пожелтевшей бумаги, заполненная убористым черным шрифтом.
– Смотри, Уикхем, это же… кусок старой газеты! – воскликнула Элиза. И, щурясь, принялась всматриваться в буквы непривычного начертания. – Вот, послушай, – выдохнула она и провела указательным пальцем по верхней строчке, напечатанной более крупно: – «Гемпшир кроникл, седьмое апреля тысяча восемьсот десятого года…» Боже, ведь это было почти двести лет назад!
Элиза выложила обрывок старинной газеты на столешницу и следующие несколько минут пробегала глазами плотно напечатанные колонки объявлений. «Лучшие шелковые галстуки для джентльменов», «Отборная говядина для стейков», «Растяжка и сушка» (что бы это ни означало) и еще целый перечень других малопонятных и загадочных предметов и услуг с названиями вроде: «Дамское снадобье Эрлиха», «Калибровочные термометры кипения» и «Резиновые изделия из Индии».
Когда глаза ее устали от мелкого замысловатого шрифта, она еще раз самым тщательным образом осмотрела туалетный столик. Затем опустилась на колени перед зеркалом и поставила его строго вертикально, с некоторым беспокойством отметив, что посеребренная поверхность действительно находится «в плачевном состоянии», как выразился в лавке Джерри.
Легко убедив себя, что эта мелочь ничуть не портит общего впечатления от покупки, она наклонила зеркало в свою сторону и с огорчением увидела, что с одной стороны деревянная планка немного отходит от рамы.
– Ну вот тебе, пожалуйста. Дерево покоробилось, – сказала она коту. – А ну-ка, помоги мне, Уикхем. Так не хочется признавать, что Джерри был прав.
Кот сладко потянулся и мяукнул.
– Спасибо, – усмехнулась Элиза. – Как раз этого мне недоставало.
Она притянула зеркало к себе и перевернула, чтобы посмотреть, в каком состоянии дерево сзади. И с облегчением отметила, что зазор составляет не более шести дюймов в длину.
– Все не так плохо, как я думала, – пробормотала Элиза. – Надо немного подклеить, и все.
Она подцепила ногтем край деревянной планки, отделяя ее от рамы с целью определить, насколько глубоко проходит трещина. В этот момент что-то выпало из-за зеркала и глухо шлепнулось на пол.
Привлеченный шумом, Уикхем бросился на незнакомый предмет с грозным шипением. Элиза оттолкнула кота и с удивлением уставилась на находку. Затем осторожно прислонила зеркало обратно к стенке, наклонилась и подняла то, что выпало.
Несколько секунд она простояла на коленях, пытаясь сообразить, что происходит. В руке у нее оказалась тонкая пачка плотных листов желтоватой бумаги, перевязанная крест-накрест, точно рождественский подарок, зеленой шелковой ленточкой.
– Господи боже… – пробормотала Элиза, покосилась на зеркало и поймала в нем отражение своего удивленного лица.
Что-то ударило ее по руке, она глянула вниз и увидела, что Уикхем пытается завладеть кончиком шелковой ленты. Элиза поднялась, подошла к окну и осмотрела свою находку. Она увидела два прямоугольника сложенной бумаги, связанные вместе широкой лентой. Тот, что наверху, был поменьше, и на нем проглядывала какая-то надпись, выведенная красновато-коричневыми чернилами, но слова закрывала лента.
– Письма! – воскликнула Элиза.
Она перевернула пачку и увидела на более толстом из писем круглую печать из какого-то блестящего темно-красного материала. «Должно быть, восковая», – подумала Элиза, хотя сам материал походил больше на пластик, нежели на воск. Окончательно заинтригованная, она отогнула ленту, закрывающую надпись, и прочла адрес:
– «Мисс Джейн Остин, Чотон, коттедж»… Джейн Остин!
Совершенно потрясенная при виде имени знаменитой писательницы девятнадцатого века, Элиза сделала паузу, глубоко вздохнула и лишь после этого смогла дочитать адрес на письме. Губы ее дрожали. Подумать только, Джейн Остин!
– «Джейн Остин… мистеру Фицуильяму Дарси, Чотон, Большой дом»! – взвизгнула она.
Элиза простояла на ковре в спальне еще несколько секунд, перечитывая надпись на меньшем конверте.
Мысли, обуревавшие ее в тот момент, было трудно описать. Элиза не относила себя к разряду заядлых книгочеев, однако была достаточно начитанной девушкой. Пристрастия ее отличались большим разнообразием. Она с удовольствием читала современную развлекательную прозу, были у нее и любимчики среди почтенных классиков, от Агаты Кристи и Деймона Раньона до нескольких великих поэтов и романистов.
