Вскоре после смерти Мэри глава семьи Кемпбелл втайне от всех предложил Дункану жениться на Флоре. Придя в ужас от подобной перспективы, Дункан заявил ему, что не может принять столь щедрого предложения, поскольку церковь запрещает браки между родственниками по мужу или по жене. В ответ на это Кемпбелл пообещал заплатить за получение у папы специального разрешения на брак. Тогда Дункан судорожно принялся искать новую причину для отказа и нашел-таки, заметив, что все еще скорбит по своей недавно умершей жене. А чтобы совесть его не мучила, он предложил Флоре поселиться в его замке, прекрасно понимая, почему Кемпбелл, который только недавно женился, не хочет, чтобы она возвращалась домой.
С тех пор Дункан предлагал уже пятерым – не относившимся к разряду его близких друзей – жениться на Флоре, но никто из них до сих пор не согласился сделать этот шаг. К сожалению, она не являлась богатой вдовой, унаследовавшей треть земельных владений мужа, так что взять с нее было нечего. Она также оказалась недостаточно религиозной для того, чтобы стать монахиней, посвятив всю свою жизнь служению Господу в какой-нибудь дальней обители. Флора была всего лишь красивой женщиной, которая решила не выходить замуж исключительно в отместку ему, Дункану.
Он уже собрался сказать Флоре, чтобы она оставила его в покое, когда по залу пронесся приглушенный шум голосов. Дункан поднял голову. В дверях, рядом с женой поверенного, Рейчел, стояла его растерзанная, вся в синяках, новоиспеченная жена. Разглядывая ее, Дункан попытался найти ответ на вопрос, что он такого сделал, что ему ее навязали, и, не найдя, пожал плечами. В данный момент это не имело большого значения. Гораздо важнее то, что его жена, похоже, ужасно напугана – в глазах, которыми она обводит собравшихся в зале, откровенный страх.
Поднявшись, Дункан направился к ней. Встретившись с ним взглядом, она побледнела и пошатнулась. Дункан знал, что он, конечно, не самый красивый мужчина на свете, однако ее реакция на него просто поразительна. Не хватало еще, чтобы она при виде его в присутствии всех упала в обморок!
– Миледи, – проговорил он, крепко беря ее холодные руки в свои.
Бет почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Руки Дункана, шершавые, с затвердевшими мозолями, были теплыми и живыми.
Значит, это правда!
Ее призрак превратился в живого мужчину из плоти и крови, высокого, красивого, несмотря на не слишком ухоженную бороду. Но как это могло случиться? И кто все эти люди, не сводящие с нее глаз? Бет понимала, что без косметики выглядит как смертный грех, но так пялиться просто неприлично. И почему они все одеты, словно пришли на костюмированный бал-маскарад – ведь сейчас раннее утро, а не вечер.
Обняв рукой за талию, Дункан повел ее сквозь толпу в противоположный конец зала и попросил сесть.
Оторвав взгляд от женщин в странных головных уборах и бородатых мужчин, у каждого из которых на поясе висел палаш, Бет вдруг заметила те самые стулья с соколами, которые вытащила из кладовки. Сердце ее исступленно забилось в груди и, схватив горячие руки Дункана своими, ставшими ледяными, руками, она, дрожа от страха, боясь услышать ответ, спросила:
– Где я, черт побери?
Глава 5
Гнев заклокотал в груди Дункана. По политическим мотивам ему три раза пришлось жениться на женщинах, которых он не любил, и вот теперь династия Стюартов навязала ему эту сумасшедшую!
Он молча смотрел, как его новоиспеченная жена, что-то бормоча себе под нос и заламывая руки, мечется по спальне. Ему удалось разобрать лишь отдельные слова, поскольку по-английски она говорила очень быстро и с незнакомым акцентом. Попытки успокоить ее на французском и гэльском языках ни к чему не привели – женщина лишь качала головой и продолжала без передышки бормотать и бегать по комнате взад-вперед.
Чувствуя себя многострадальным библейским Иовом и понимая, что его терпению скоро придет конец, Дункан наконец рявкнул:
– Катрин, сядь!
Она подпрыгнула, побледнела и, разинув рот, уставилась на него. Потом глубоко вздохнула и сердито поправила:
– Меня зовут Бет. – Она стукнула себя в грудь. – Бет.
– Бет?
– Да. – Подойдя к нему, она постучала по его груди. – Дункан. – Потом снова по своей. – Бет.
Ага! Значит, она хочет, чтобы он звал ее Бет. Ради Бога. Он готов называть ее как угодно, лишь бы она прекратила метаться и бормотать.
– Бет.
Она замахала руками и опять что-то быстро спросила, так что Дункан, снова ничего не поняв, в очередной раз покачал головой. Тогда, раздраженно вздохнув, она схватила его за руку и подтащила к окну.
– Где я? – очень медленно, четко выговаривая слова, будто разговаривая с ребенком, спросила она и указала на деревню.
– Это Драсмур, – ответил Дункан.
– А это? – Она обвела рукой комнату. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки. Может быть, она и не сумасшедшая, а просто медленно соображает. Теперь ему остается уповать лишь на Господа.
– Это Блэкстоун, а я Макдугал – твой муж.
Глаза ее округлились, и он горделиво выпрямился. Похоже, это сообщение произвело на нее должное впечатление.
– О-о… – вдруг простонала она и, подбежав к кровати, рухнула на нее. Этого Дункан никак не ожидал.
Окончательно сбитый столку, он подошел к ней, сел рядом и, отведя руки от ее лица, с ужасом увидел, что из глаз ее льются слезы.
– Что с тобой, детка?
– Какой сейчас год?
– Разве ты не знаешь?
Она покачала головой, и он, вздохнув, медленно произнес:
– Одна тысяча четыреста восьмой от Рождества Христова.
– О-о… Одна тысяча что?!
«Наверное, ей кажется, что ее жизнь прошла слишком быстро», – догадался Дункан. Не зная ответа на этот вопрос, он лишь развел руками.
И в следующую секунду чуть не упал на колени от боли.
Дункан едва успел ухватиться за столбик кровати, чтобы не рухнуть на пол; на лбу его тотчас же выступили капельки пота, руки и ноги похолодели, а к горлу подступила тошнота. «Черт бы побрал Элеонору и ее треклятый нож!»
– Дункан? – Дрожащая рука новоиспеченной жены коснулась его лба. – Милорд? Что случилось?
Он оттолкнул ее и выпрямился:
– Ничего. Отдыхай. Когда подадут ужин, Рейчел за тобой придет.
Она вновь попыталась прижать руку к его лбу.
– Нет!
Ну что за упрямая особа! Он вовсе не болен. Ему просто нужно отдохнуть, стряхнуть с себя усталость и жар.
Дункан с трудом выдавил из себя улыбку. Его непонятливой жене отдых тоже не помешает. Синяк на ее лбу стал иссиня-черным; лишь Господь да Рейчел знают, какие ссадины и синяки покрывают ее тело, скрывавшееся сейчас под чужим платьем.
