– Вы, двое, готовы ли слушать и внимать? – молчание. – Властью, данной мне, я обвиняю вас в неповиновении Закону, в побеге после необоснованного несоблюдения одного из правил пребывания в изоляции, убийстве четырнадцати человек, из них шестерых детей в возрасте до пяти лет и двух беременных женщин, оказании сопротивления при задержании и нарушении субординации, что повлекло за собой угрозу спокойствию и существованию других кланов, в частности клана закрытого города Дак-Сити. Итого по восьми пунктам. Были ли эти двое ознакомлены с Законом, Уставом и правилами? – Вопрос обращен ко всем присутствующим, и те единым вздохом отвечают: «Да». – Признаете ли вы в моем лице право повелевать? – Выдох: «Да». – Я приговариваю тебя, Кимберли Донован, и тебя, Хьюго Ханпер, к смертной казни на основании вышеуказанных преступлений.
Судорога пробежала по телам вампиров. Ким громко завыла, падая в ноги Мастера, Хью истошно закричал и оглянулся в поисках поддержки. Но никто даже не шелохнулся, потупленные в ужасе глаза не мигали. Тикси и Свенсон молча вышли из круга и вскоре вернулись с огромными охапками дров и канистрой. А Морис, безжалостный вершитель правосудия, продолжал стоять, не обращая внимания на жалобные мольбы и угрозы приговоренных. Вдруг Ханпер вскочил и кинулся бежать, но круг из вампиров тесно сомкнулся, не давая ему ни малейшего шанса выскользнуть наружу.
Костер вспыхнул яркими искрами. Обоих осужденных стиснули под руки с двух сторон. Неужели их сожгут заживо? На деле все оказалось гораздо страшнее, но дальше я смотреть была уже не в силах. Атмосфера настолько накалилась, что мне показалось, что я упаду в обморок. Я развернулась и на негнущихся ногах поплелась долой с кладбища. Последнее, что я слышала, – это треск разрываемой плоти, хруст костей, тошнотворный хлюпающий звук и дикий крик, переходящий в предсмертный хрип. Один и уже в отдалении – другой. Меня вырвало. Собрав последние силы, я опрометью бросилась бежать к дому. Улица подавляла своей пустотой, дома, погруженные во мрак, вставали пугающими монстрами. Прыгнув в постель, я забралась под одеяло и укуталась с головой.
Мне казалось, что я прокрутилась всю ночь, не сомкнув глаз, кошмар пережитого застилал все кровавой пеленой, и среди всего этого Мастер с пульсирующими сердцами, вырванными из еще живых тел преступников. Но утром я обнаружила, что Морис спит рядом. А я ведь даже не заметила, как он вернулся.
Непреодолимое, патологическое любопытство гонит меня на кладбище. Здесь ничто не напоминает о разыгравшейся ночью трагедии. Место казни посыпано мелким желтым песком, но появились две свежие могилы. Я огляделась по сторонам. Да, здесь совсем не тянет даже просто побродить, и, хотя кладбище не производит впечатления ухоженного, ни одна могила травой не заросла. Деревья, низкорослые кустарники, нет четких дорожек между надгробьями. Каким скорым был суд, свершенный одним Мастером! Ни адвоката, ни присяжных. Морис – обвинитель и истина в последней инстанции. И он же жестокий палач. Гленда, ты опять забываешь, кто твой муж! У него особые права и особые же обязанности – судить и казнить. А умеет ли он прощать? Сейчас, конечно, особенный случай. Столько убитых, напуганная до смерти девушка, родители, родные – разъяренные, безутешные. Видимо, Морису придется навестить и их тоже. Уверена, он сумеет оказать психологическую помощь или своим даром остановить надвигающуюся истерию и охоту на вампиров. Пока же, явно не подходящий момент, Гленда, для того, чтобы признать существование вампиров, а тем более заступаться за них. Опять потребуется время, дабы улеглись страсти. И не все в Дак-Сити понимают, почему я здесь, кое-кто наверняка думает, что Мастер держит меня под боком как необходимую еду. То-то они удивятся, если я покажу им свои руки.
Могила Клайфа Гривза. Еще один настоящий мерзавец и негодяй. Сколько зла он причинил даже собственной семье! Как будут дальше существовать его братья? На века суждено им остаться маленькими мальчиками и ничего не узнать о жизни людей. Они обречены на бесконечность и смогут общаться лишь с вампирами. Никто всерьез не воспримет маленьких человечков, пусть даже они получат образование в этом городке.
Вот, – нашла! В прошлый раз я не знала всего о родителях Мориса. Три надгробия рядом. Габриэль и Армелина Мак-Каниган и Ганеша Балантен. Аккуратно стряхнула сухие листья с черных мраморных памятников. Под ними покоится прах тех, кому волей судьбы не суждено было дожить до нынешних дней и стать частью большой дружной семьи, положившей начало взаимопониманию людей и вампиров. Долго стою над могилой, а потом выхожу с кладбища на цветистую поляну, что тянется до самых гор. Синие мелкие цветочки, к ним сухие желтоватые метелки травы – букетик для Габриэля Мак-Канигана. Красные и белые – Армелине, а для Ганеши плету веночек из нежных разноцветных растений. Не дай Бог, чтобы повторилась страшная драма шестидесятилетней давности! Всех безумно жаль, и людей, и нелюдей.
Пора идти в бар. Ведь эта история еще не закончилась. Следует действовать умно и осторожно. Спросить Мориса, что я еще могу сделать. Какая-то машина въехала в городок. Обычные люди, просто заехали перекусить. Ну что ж, Гленда, поработай немного барменом.
– Доброе утро, могу предложить яичницу с беконом и кофе…. Торопитесь?… Уже все готово…. С собой сэндвичи и бутылку воды? Сейчас упакую…. Счастливого пути!
Ого! Семьдесят центов на чай. Что ж, Мастер, твоя жена может быть неплохой официанткой. Мастер… При воспоминании о нем я невольно погрустнела. Пока весь город погружен в спячку, можно вновь почитать дневники миссис Балантен, то есть Армелины Мак-Каниган.
«… Начинаю привыкать к новым ощущениям, и они мне нравятся. Такое впечатление, что родилась заново. С тем, что физическая сила сродни геркулесовой, я уже свыклась, но мне-то как раз навряд ли такая необходима. А вот чувствовать себя помолодевшей лет на тридцать весьма и весьма приятно. Мне, старой в общем-то женщине, не пристало быть столь легкомысленной, но как же приятно пробежаться босиком по вечерней росе бескрайних лугов, раскинув руки навстречу ветру. Ничего не болит, исчезли головные боли, не мучает артрит, не ломит спину после долгого сидения, вернулось зрение, восстановился слух. О, сколько же разнообразных звуков окружает нас! И если сосредоточиться, то можно услышать, как в городке за рекой поет церковный хор. А как же радуют проявившиеся вдруг телепатические способности! Вчера с Габриэлем развлекались, словно дети, соревнуясь, кто первый сдвинет с места стакан. Совестно признаться, но меня это так забавляет! Сын уверяет, будто к этому быстро привыкаешь. Не согласна, мой мальчик, к тому же открываются такие возможности! А память! Я вспомнила даже то, о чем и думать забыла! Сегодня Морис сказал, – ну вот, я уже называю Сэмми Морисом, – что в воскресенье мы с отцом можем сходить в город. Первое общение с людьми после обращения! Габриэлю будет нелегко, он так и не научился прятать свои клычища. Он просто очень ленив, мой Габриэль, или, как его здесь называют, – мистер Балантен.
Мы так изменились, приобрели столько нового. Но ничто не дается даром. Приобретя – теряешь. Мне так не хватает солнца, горячих прикосновений его лучей, дневного света, человеческих эмоций, которые сразу вдруг притупились, приглушенных отныне чувств и мироощущений, обычных спасительных слез. Сколько я их пролила за свою жизнь! Обычных снов и то мы стали лишены…»
