– Сожалею, что я не художник, Морис.
Можно ли до тебя дотронуться? От одной только улыбки можно сойти с ума. А целовать его тоже должна первая? Призывно протянул руку. Иду! Губы на вкус именно такие, как я представляла. Сладко-терпкий поцелуй, крепкий и ласковый одновременно. Тонкие пальцы нежно прикоснулись к моему лицу. Наслаждаюсь! Он знает, чего и как я хочу. Едва заметное движение – и шелк рубашки соскальзывает с тела. В темных глазах огромное, бесконечное желание. Они блестят, как два черных агата, я сделаю так, чтобы они загорелись всепоглощающим огнем. Пусть мы оба сгорим в нем! Бла-жен-ство! Не-бы-тие!
Я очнулась или все еще на небесах? Его ноготок неслышно щекочет мое тело. Ты изучаешь или рассматриваешь меня, не пойму. Взгляд теплый, мягкий и задумчивый.
– Мне удалось сделать тебя счастливым, хоть ненадолго?
– Как недостаточно мимолетного наслаждения! Хочу всего, сразу, навсегда.
– Морис, счастье так же мимолетно, как наша жизнь!
– Наивное дитя! Ты еще так мало понимаешь в этом. У меня впереди безграничность. Я устал размениваться по мелочам. Сомнения – давно забытое удовольствие. Теперь мне необходимо понимание. Не сочувствие. Не жалость. Единственная мечта, которую я не могу удовлетворить по собственной воле. Дайте мне возможность забыть, кто я есть, и я стану счастливым.
Надеюсь, он это не серьезно? Приподнявшись на локте, стараюсь заглянуть в лицо. Слава Богу, в нем ни тоски, ни обреченной усталости. Лишь легкая грусть, а еще больше – благостная удовлетворенность. Не понимаю. Это не я дитя, а ты. Я говорила о сексе, о постели. Чтобы понять человека, иногда всей жизни не хватит, но я могу попробовать. Перебираю пальцами жесткие кудри волос, глажу лицо. Какая прохладная кожа! С какой неподдельной искренностью отозвался на ласки!
– Секс давно перестал иметь для меня первостепенное значение. Премудрости этой науки я в совершенстве постиг еще сто лет назад. Затащить женщину в постель не главная задача. Еще года два, максимум три, и я уеду отсюда.
Как успокаивают и расслабляют прикосновения его рук!
– Не знаю, как ты, а я устала. Обними меня, хочу сладко заснуть у тебя на плече.
Последнее, что еще успеваю услышать, – бархатную мелодичность голоса:
– Спи, звезда моя!
Ах, какое дивное утро! Морис, где ты? Наверное, ушел по делам. Как чудесно потянуться на этой роскошной кровати! Мое тело продолжает петь. Как волшебная скрипка или флейта. Или другой инструмент, на котором виртуоз играл свои чарующие мелодии. Мой милый Морис, ты настоящий музыкант. Легко касался струн и клавиш – какая музыка любовь! Если бы ты сейчас был рядом, я бы призналась в своем чувстве. Гленда, стоп! Еще и сутки не прошли, как ты приехала в Дак-Сити. С чего ты взяла, что нужна ему? Но ведь ему тоже было хорошо! Я слышала, как бьется его сердце. Он даже застонал несколько раз. Я чувствовала его голод. Опять это слово! Могу поспорить, Морис, что у тебя тоже давно никого не было. Подожди-ка, при всем его «столетнем опыте» он даже не спросил, предохраняюсь ли я. Ну и промах, дорогой! Я-то точно обо всем забыла. Ну и что? Вот от этого мужчины я хотела бы иметь ребенка. Гленда, тормозни, это даже не озорство, а самая настоящая наглость с твоей стороны. Плевать! Зато какая дочка у нас может родиться! Что-то он говорил, что не хочет случайных разовых связей, а хочет понимания. Это что, я смеюсь на весь дом? Да я же чемпион по пониманию!
Раздвину шторы, надо впустить сюда хоть немного солнца. За деревьями ты явно не ухаживаешь. Такая густая листва! В комнате все равно темновато. Интересно, что с моей сорочкой? Лямки разрезаны, точно бритвой. Да бог с ней! Я совсем одна в доме, только кот спит, свернувшись клубочком. Вдруг Морис сейчас вернется, а я разгуливаю голышом. Просто шикарная обстановка! А здесь что? Библиотека. Такого я еще не видела! Какие раритеты! Отсюда можно не вылезать всю жизнь. Приятно, и мои книги аккуратной стопочкой на столе. Все, кроме последней. Хорошо! Нет, я хотела бы жить с этим человеком. И вообще… Тихий, спокойный, уютный, безопасный городок. С удовольствием привезла бы сюда Рея. Правда, есть одно большое – НО. Мне мало только понимания. Я хочу, чтобы ты любил меня, Морис. А не позавтракать ли мне? Интересно, холодильник здесь только для украшения? Он вообще отключен! Ну что ж, придется обойтись одним кофе. Кажется, он здесь. Ни хлеба, ни крекеров, даже сахара нет. Посуды и той нет, только кофейный сервиз. Ах, какой потрясающий аромат! Что-то еще в этом доме не так! Картины! Конечно, я не эксперт, но уверена, что это подлинники. Дали, Валеджо, Иероним Босх? И ни одного зеркала! Так не бывает. Даже в ванной! Точно! Ни парфюма, ни бритвенных принадлежностей. И это у такого изысканного мужчины. Шампунь. Мыло. Ничем не пахнет. Да простится мне мое любопытство, но я заберусь в гардероб. Фотографий тоже нет… Держите меня все, кто есть! Никого нет. Четыре фрака? Черный, белый, голубой. Красненький! Сюртуки… Камзолы… Этот вообще расшит золотом. Мой гардероб на этом фоне выглядит бледненько. Костюм от… Армани. Гуччи, Кевин Кляйн… Рубашек, похоже, штук пятьдесят, не меньше, от ультрасовременных до… А это что на манжетах? Брюссельское кружево. Браво, Морис! Целое состояние на тряпки! Обувь, разумеется, от ботфортов до кроссовок. Как бы мне вернуть глаза со лба на место? Все, больше не буду лазить нигде, все равно я ничего не пойму. Ты по-прежнему человек-загадка, Морис Балантен. Пора идти.
Солнце еще не печет. Утро тихое, свежее. Пустынная улица. Ни души, ни движения, ни шороха, ни шепота. Город вымер. Стою одна посреди улицы. Что-то мистическое есть в этом. Вот откуда берется это давящее чувство одиночества. Беги отсюда, Гленда! Морис… Морис, почему ты прячешься, где ты? Какой же ты неуловимый, непостижимый. Кто ты на самом деле? Умница, добрый гений. Маг и волшебник. Моя иллюзия? Ночь преобразила тебя. Что же принесет утро? Неужели раскаяние? Почему такое чувство, что меня ждет разочарование? Как он сказал? Нет, это было не пошленькое сравнение, не затасканное словечко, типа «козочка», «розочка», «тыквочка», «звездочка»… Звезда моя! Словно провели теплым мехом. Звезда моя! Все необычно. Наклонился… Не нагнулся, нет. Склонился, поднял на руки черного как сама ночь котика, потерся щекой о его мягкую теплую шкурку, зажмурив глаза. Бледное лицо почти светится в темноте. Черное и белое. День и ночь. Вечная борьба двух стихий.
Питейное заведение закрыто. Что толку дергать дверь, написано же. Автобус все еще стоит, значит, и ребята не уехали. От окружающей, опутывающей сознание тишины ломит затылок. Ну, не потеряла же я слух! Собственные шаги-то слышу. Только их звук оживляет эту мертвенность. На переодевание потребовалось не более пятнадцати минут. Снова выхожу на безлюдную улицу. Машины жмутся к обочинам. Их совсем мало. Одна, две, три… шесть. Всего шесть машин на весь город. Последние дома остались за спиной, и по-прежнему никого и ничего. Но что-то еще показалось странным. Что-то важное, только мысль все время ускользает. Там, вдалеке, до самого предгорья равнина. Стада пасутся. Значит, где-то прячутся фермы. А это что там, за деревьями? Кладбище. Узкая, почти заросшая тропинка петляет среди кустов. Интересное кладбище. Ни одного креста. Надгробия. Кое-где совсем старые, с потертыми надписями: «Уильям Риели. 1840 (1632) – 1912», «Маркус Коррерас. 1896 (1769) – 1920». На большинстве могил по две даты рождения. Надо будет не забыть спросить, что это значит. Еще 1920-й, еще… Сколько же их здесь? В городе была эпидемия? Или индейцы? А где часовня? Вот чего нет в городе – церкви! Одни вопросы, а ответы на них может дать только Морис или Тикси. Вернусь в бар.
