Сияющая от гордости Лош-лош перебирала розовые и белые перламутровые ракушки. Сестра жениха принесла из шалаша маленькую закрытую корзиночку, сплетенную из сухой травы. В корзиночке что-то жужжало. Волосы Лош-лош намазали какой-то липкой, сладко пахнущей смолой, потом будущая золовка открыла свою корзиночку, и… в воздух взвились большие, золотистые и разноцветные светлячки. Слетаясь на сладкое, они облепили волосы невесты, скрученные в несколько тугих узелков, и когда стемнело, прическу девушки словно украсила драгоценная сверкающая диадема. Жених взял ее за руку и повел в лес.
Я попыталась расспросить мать жениха — старую, сморщенную женщину по имени Те-те-мар, что означало «куница». Я еще плохо понимала язык ум-и-пуш, мы общались в основном жестами, и о смысле слов старухи я больше догадывалась. Там, в лесной глубине, находилось священное озеро ум-и-пуш — Ни-тим-те, «Озеро любви». Новобрачные проводили на его берегах свою первую ночь. Супруги, чтобы любить друг друга, тоже приходили туда. Воды озера дарили женщине плодовитость, а мужчине — любовную силу. Но главное — Ни-тим-те хранило любовь. Души умерших супругов встречались на его берегах, обретая вечное счастье. А злые люди, не знающие любви, не смогут найти это озеро, сколько бы ни искали. Те-те-мар говорила, а в ее мутных старческих глазах стояли слезы: наверное, она вспоминала, как первый раз ступила в воды Ни-тим-те, а может, мечтала поскорее встретиться там со своим покойным мужем.
Я была растрогана. Ведь сначала ум-и-пуш показались мне совсем дикими. Я думала, они руководствуются только животными инстинктами, а оказывается, эти люди способны придать такую красоту своим отношениям. У нас с Эстрилом тоже было свое озеро — на загадочном Ловиже. Но после рассказа Те-те-мар мне захотелось тоже прийти на берега Ни-тим-те вместе со своим мужчиной, чтобы наша любовь стала вечной.
Виса навещала меня, но изредка: у нее были свои лесные дела. Я радовалась тому, как быстро вернулись к ней повадки свободного зверя, но особенно приятно было то, что она по-прежнему видит во мне близкое существо. Красивая хищница была в самом расцвете сил, но рядом со мной она снова становилась котенком: валялась на спине, взметая мощным хвостом сухую листву, урчала, так что бедные дикари приседали от страха, игриво перебирала лапами с огромными когтями. От моего взгляда не ускользнуло, что моя сестренка стала полнее, и я поняла, что она ждет детенышей. Пожалуй, теперь на Ошке появится новая порода тигров! Мне было радостно и грустно одновременно. Я вдруг отчетливо поняла, что наши пути разошлись навсегда. Даже если мне удастся покинуть эти края, я не смогу взять ее с собой. Виса нашла свое место — в диких лесах Ошка. Смогу ли я когда-нибудь сказать о себе то же самое?
* * *
Когда солнце миновало зенит, в становище туземцев обычно наступала пора отдыха — становилось слишком жарко, чтобы работать. В этот день мы с Эстрилом недолго провалялись в своих шалашах. Еще накануне мы с ним договорились спуститься немного по течению речки. Там рос сахарный тростник — любимое лакомство детворы. Мне тоже нравился его вкус: свежий, фруктовый, напоминающий очень сладкое яблоко. Я приготовила корзину для добычи, Эстрил вооружился топором, не забыв и про охотничий нож.
Лес, пронизанный солнцем, мирно дремал. Я с наслаждением шла босиком по нагретой мягкой земле, кое-где усыпанной красноватой хвоей, и думала: кто-нибудь, кто знал нас с Эстрилом раньше, наверное, удивился бы. А может, не узнал бы школьного учителя из могущественного Аникодора и сестру Звезды, не однажды прикоснувшуюся к величайшим тайнам мироздания. Этот некто увидел бы туземца в травяной набедренной повязке и его верную жену, нарядившуюся в звериную шкуру. По крайней мере, в становище нас считали мужем и женой: какими бы восхищенными взглядами ни провожали меня мужчины ум-и-пуш, каким бы неприкрытым ни было простодушное кокетство девушек перед рыжеволосым красавцем Эстрилом, никто не пытался посягнуть на чужую «собственность». Только я одна могла угостить его самыми вкусными кореньями, только я плела ему юбку из сухой травы и чинила шалаш — и, между прочим, достигла больших успехов в этом туземном искусстве. Мне вдруг захотелось спросить Эстрила прямо сейчас, что Он думает обо всем этом. Но слова словно замерли у меня на губах: а вдруг это доставляет удовольствие только мне, а он сам бы предпочел и быть, и слыть свободным человеком?
Ручей журчал, устраивая вокруг камней веселые водовороты. Вода в нем была чистая и холодная, и не раз за время пути я наклонялась, чтобы освежить лицо и выпить пригоршню воды. Наконец мы достигли того места, где речонка разливалась по тростниковым зарослям и сквозь них уходила в болото. Эстрил начал рубить сочные стебли, а я потрошила их, добывая съедобную сердцевину и складывая ее в корзинку.
— Смотри! — вдруг окрикнул меня Эстрил. — Куница!
Действительно, на противоположный берег выбежала куница — гибкая, с длинным пушистым хвостом, блестящей каштановой шерстью, сбрызнутой золотистыми пятнами, и умными черными глазками-бусинками. Зверек бесстрашно посмотрел на нас, приподнявшись на задние лапки, а потом прыгнул в воду. Извиваясь змеей, куница пересекла реку, выскочила, отряхнулась, подбежала сначала ко мне, потом к Эстрилу, потом отбежала и снова встала на задние лапы. Она словно звала нас за собой. Мне даже показалось, что куница приглашающее махнула головой. Мы переглянулись.
— А что, если она ручная? — предположила я. — Может, кому-нибудь нужна помощь?
— Разве в становище кто-нибудь держит куниц? — возразил Эстрил.
Зверек все порывался бежать, но не хотел уходить без нас, и мне почему-то захотелось довериться странной кунице.
— Пойдем, — взяла я Эстрила за руку. — Я же ночью не усну, если не узнаю, что она хотела нам показать.
Он недовольно покачал головой, понадежнее перевесил нож, взял у меня из рук почти полную корзину и пошел за мной, а я — за куницей, убегавшей по правому берегу речушки в лес.
Тростник оказался кстати. Он прекрасно утолял жажду, и за время пути моя ноша стала гораздо легче. Куница вела нас, как опытный проводник: иногда убегала вперед проверить дорогу, но тут же возвращалась и терпеливо ждала, пока неуклюжие двуногие ее догонят. Мне показалось, что я вижу под ногами едва заметную тропинку. Тропинка эта вела в настолько другой лес, что я готова была поверить, что с Ошка мы переместились неведомо куда. Увы, это было невозможно.
Здесь росли стройные деревья со светлой корой. Их золотистые резные листья образовывали чудесный шатер, сквозь который падали солнечные лучи, рассыпаясь по земле причудливой игрой бликов. У корней деревьев нежно зеленела их молодая поросль, окруженная стелющимися по земле растениями с мелкими листьями и нежными бело-розовыми цветами, в нагретой сердцевине которых роились пчелы. Мы шли, держась за руки, и Эстрил перестал настороженно озираться: в таком лесу нам не могла угрожать никакая опасность. Деревья словно расступались перед нами, пропуская на берег маленького круглого озера. Когда мы подошли к нему вода вспыхнула, озаренная оранжевым светом заката.
Так вот куда привела нас куница! Ни-тим-те — это было оно, озеро любви. Цветы оплетали его берега, словно окутывая пышным бело-розовым кружевом. Аромат, исходивший от них, кружил голову мечтами и желанием. Я украдкой взглянула на Эстрила.
