— Я не успел собрать для тебя ракушек, — улыбнулся он.
От жгучей радости у меня перехватило дыхание и загорелись щеки. Я была сестрой Келлион и мало знала о свадебных обрядах, которыми мужчины и женщины скрепляют свою любовь. Эти шутливые слова прозвучали для меня, как обещание.
— Куница откуда-то знала, что я сам хотел тебя сюда привести, — сказал Эстрил.
— Сами бы мы не нашли, — покачала я головой.
— Обязательно нашли бы. Ведь мы любим друг друга.
Он провел рукой по моему плечу, снимая тигриную шкуру.
— Постой, — я смущенно схватилась за свое одеяние. — А где куница?
Мы огляделись по сторонам, но зверька уже и след простыл. Однако возле нашей корзины лежал венок из бело-розовых цветов. Я нагнулась над странной находкой. Цветы были только что сорванные, свежие, значит, венок не мог остаться от тех, кто приходил к озеру Ни-тим-те до нас. Эстрил надел венок мне на голову.
— У нас на Аникодоре так украшают невесту, — сказал он.
— А что говорит ей жених, когда берет в жены? — спросила я.
— Он говорит: «Шайса, ты согласна разделить со мной мою душу и мой очаг?»
— Согласна, — шепнула я.
Эстрил поднял меня на руки, покрывая поцелуями глаза. Я с нежностью пропускала сквозь пальцы его мягкие волосы.
— Какой ты красивый! — сказала я, не в силах наглядеться на его лицо.
Эстрил неожиданно смутился.
— Ты знаешь, меня никто не называл красивым. Моя жена… — лицо молодого человека помрачнело на миг, но это облако тут же исчезло, — Алисса всегда называла меня растрепой. Она считала, что я выгодно оттеняю ее красоту. Хотя сейчас мне кажется, что ничего этого никогда не было… Есть только ты, мой ветер.
От счастья у меня кружилась голова, и я всерьез должна была держаться за шею Эстрила, пока он не зашел в озеро и не опустил меня в воду. Какая странная вода! Я не тонула в ней, словно деревянная статуэтка. Вода окружала, нежно прикасаясь, проникая внутрь, лаская; она была теплая и скатывалась по загорелой коже крупными хрустальными каплями. Запах венка в моих волосах дарил забвение; я ни о чем не могла думать сейчас, кроме любви. Это чувство заполняло меня целиком, она воплощалась в озере, воздухе, свете заходящего солнца. Мне было трудно дышать, и слезы — самые счастливые слезы! — градом катились по лицу, мешая свою соль со сладкой водой. Кажется, я звала Эстрила — или его имя звучало где-то в небесах, пылающих над нашими головами?
— Ты слышала, что тем, кто любит друг друга в этом озере, священный дух Ни-тим-те дарует детей?
Эстрил шепнул мне эти слова на выдохе, в самое ухо. Я прикусила губу, чтобы не застонать в ответ. Страсть с новой силой огненной плетью хлестнула мой рассудок. Небо стало алым, раскрывая мне жаркие объятия. А потом как-то мгновенно потемнело: наверное, мы провели в озере много времени, и наступила ночь.
На берегу мы, смеясь, уничтожили почти все запасы тростника, но ни у кого из нас не повернулся бы язык сказать, что мы ходили впустую. Венок из бело-розовых цветов плавал на поверхности воды.
— Знаешь, — сказал вдруг Эстрил, — я думаю, мы никогда не вернемся на Аникодор.
Я в изумлении уставилась на него.
— Перестань! Мы обязательно что-нибудь придумаем. Иелкон придумает — ты же знаешь, какой он ловкий. Уж он-то точно не захочет оставаться здесь навсегда!
— Да, Иелкон… Эстрил замялся, как всегда, когда начинал говорить со мной об Аникодоре. — Понимаешь, я думаю, нам вообще не стоит туда возвращаться. Я готов прожить с тобой всю жизнь здесь, на Ошке. Мы построим настоящий дом, а не шалаш, у нас будут дети — красивые, как ты. А когда мы состаримся и умрем, то вечно будем бродить на берегах Ни-тим-те. Разве это не прекрасно?
Я помнила, что однажды Эстрил уже предлагал мне забыть об Аникодоре. Тогда мы еще не были так близки и только присматривались друг к другу, борясь каждый со своим прошлым. И тогда я ответила Эстрилу резко, потому что сочла его мысль безумием. Я и сейчас так считала — несмотря на то, что видела свое счастье в долгой жизни рядом с этим человеком. Но мое собственное счастье — это еще не все. Оно не может быть полным, пока я не сделаю то, ради чего родилась. Нет, у меня и в мыслях не было оставаться здесь. Напротив, я дала себе слово с завтрашнего дня думать, как нам отсюда выбраться. Поэтому я ласково положила руку на голое колено Эстрила.
— Мы уже говорили об этом, милый. Даже если забыть о Риррел… ведь там — твои дочки…
Эстрил мотнул головой.
— Неужели ты думаешь, что я не помню о них? Но на Аникодоре нам может грозить опасность, и в первую очередь тебе. Тогда, над Ловижем, этот странный белый огонь… Это не могли быть ниметоны Сената. Это… другие люди.
Он опустил голову.
— Заговорщики? Ортег? — я заглянула ему в глаза. — Полно, милый, ведь я тебя давно простила. Правда, я так и не поняла, чего они хотят. Они собираются помешать Сенату вернуть Риррел?
— Да, — сквозь зубы процедил Эстрил.
— Но как?
— Они тебя убьют.
Этот ответ на мгновение заставил меня замолчать. Но смерть уже не раз смотрела в мои глаза, всякий раз обходя стороной. Страхи Эстрила мне показались пустыми. Я улыбнулась ему, как ребенку.
— Люди не смогут изменить судьбу. Звезды вернутся в мир, и это будет прекрасно. Посмотри на небо!
Мы оба одновременно подняли глаза кверху. Густо-синее небо как раз покрывалось первыми блестками звезд. Они собирались в созвездия, рисунок которых был мне незнаком, кроме… Кроме одной звезды, пронзительно-голубой, вдруг вспыхнувшей на недостижимой высоте. Потоки голубого света хлынули на землю. Келлион! Я и забыла, что сейчас в храме мы бы встречали ее первое появление… Потрясенная новой встречей со своей сестрой, словно благословлявшей мое решение, я сжимала холодную руку Эстрила и пила звездный свет. А когда снова обрела способность двигаться и говорить, я вытянула руку, и на моей ладони вспыхнул маленький синеватый огонек. Он был еще слишком слаб, чтобы перенести нас с Ошка на Аникодор. И даже еще не мог послужить мне защитой. Но новое чудо свершилось: сила Келлион вернулась ко мне.
— Вот видишь, — повернулась я к Эстрилу. — Все будет так, как мы задумали.
Он снова покачал головой и как будто хотел сказать еще что-то очень важное. Я вопросительно смотрела на него. Но мой возлюбленный не решился. Мы забрали корзину с жалкими остатками тростника и пошли к становищу.
Звезды освещали нам путь. Свет Келлион был так ярок, что лес, казалось, пламенел голубым огнем. И в этом сиянии мы, к нашему удивлению, не видели больше ни белых цветов, ни деревьев с золотыми кронами. А ведь мы возвращались той же дорогой! Словно чудесный лес был виден лишь нам, и само озеро существовало только в нашем воображении…
