Катя рассеянно набрала еще страничку текста, а потом решительно ее удалила. Она выбежала в сад и сняла с веревки купальник. Забытый с вечера, он был еще влажным после ночного дождя. Ну и ладно, так легче будет входить в воду. А работу придется оставить до вечера: все равно сейчас ничего путного не получится. Быстро сунув подстилку в старомодную пляжную авоську, девушка закрыла дом и отправилась на реку.
Однако сегодня все складывалось неудачно. Из сада было не видно, что на горизонт снова наползает мрачная туча, ничем не уступающая вчерашней. Успеть бы до дождя окунуться, обсохнуть и вернуться домой… Катя ускорила шаг, раздеваясь на ходу. Но на обрыве замерла, ахнув…
Прямо над церковью шла война: густо-фиолетовая туча сошлась с сияющим голубым небом; ослепительными стрелами солнце пронзало неповоротливого врага. За рекой по горизонту расплылись светлые полосы: гам уже шел дождь. А крест все еще сиял, горел, полыхал солнечным заревом. Но вот купола вспыхнули в последний раз, и тьма обрушилась на деревню. По нолю пронеслась зеленая волна с бурлящей пеной на гребне — это ветер вздыбил заросли белых и желтых цветов, растрепал соцветия бузины и рябины.
Дождь хлынул внезапно — как это бывает летом. Завизжав, Катя бросилась в реку, надеясь, что вода в ней окажется теплее, чем больно бьющие по разгоряченному телу крупные капли. Ветер поднял настоящие волны, на которых закачались глянцевые листья кувшинок. Кате вдруг стало безудержно весело, как будто ей не хватало именно этого бешенства стихии.
— Он уехал прочь на ночной электричке! — заорала она во весь голос, но сама себя не услышала в шуме дождя. Зато вдали полыхнула молния, приглушенно пророкотал гром.
— Не нравится вам Алена Апина? — вопила Катя. — Ну, тогда держитесь, я вам другую спою! У меня мурашки от моей Наташки… — запела она.
Молния от возмущения раздвоилась.
Исполнив отечественные хиты Муз-TV разных лет, привязавшиеся как банный лист (в городе их даже мурлыкать было как-то неудобно), Катя наконец охрипла.
— Концерт по заявкам окончен, — объявила она и решительно повернула к берегу. Ничего, домой добежит бегом и согреется. Правда, почему-то выгрести против течения ей не удалось. Сонная деревенская Камышовка показала свой истинный норов. Посередине закружились воронки, ветер гнал упругие стальные волны, а вместе с ними и Катю. Течение увлекало ее все дальше и дальше от пляжа, где остались мокнуть под дождем и покрывало с бабы Вериной кровати, и сарафан, и шлепанцы. Девушка захлебывалась в волнах, перемешанных с дождем. Где же берег? Сколько она так барахтается — пятнадцать минут? Полчаса? Катя почувствовала приближение паники, особенно когда вместо воздуха очередной раз вдохнула порцию воды. Руки устали бороться с рекой, ноги начали замерзать.
Однако утонуть в Камышовке оказалось мудрено. Схватившись за стебли камыша и порезав руку об острый лист, Катя, наконец, нащупала ногами дно.
Дождь лил, не переставая, и задувал по-осеннему холодный ветер, — или так только показалось промерзшей в воде Кате… Надо было как можно скорее возвращаться, найти брошенные вещи и спрятаться дома, под одеялом, с кружкой горячего чая в руках. Из последних сил, напрягая онемевшие мышцы, Катя полезла на обрыв. Но тело отказывалось ей повиноваться. Уцепившись пораненной рукой за куст осоки, Катя вырвала его с корнем и съехала вниз. Теперь исцарапан был и живот. Швырнув траву в реку, девушка собралась было «нова штурмовать неприступный берег, как вдруг ей навстречу с обрыва протянулась рука.
Катя сейчас схватилась бы и за медвежью лапу. Но рука была обычная, мужская. Вытянув девушку наверх, спаситель набросил ей на плечи тяжелый плащ — палатку — в таком Катин дедушка ходил на рыбалку.
— Идемте скорей! — снова схватив девушку за руку, незнакомец поволок ее за собой. — Да не бойтесь же! — крикнул он сквозь ветер замершей на месте Кате. Однако девушка и не думала сопротивляться, просто идти у нее уже не было сил. Спаситель, без плаща гут же промокший насквозь, без лишних слов подхватил ее на руки.
Далекое студенческое лето… Позади — беспримерный подвиг по уборке моркови с колхозных полей. Впереди — последний вечер в колхозе. Твои ноги закутаны чужим свитером, и чьи-то глаза поглядывают па тебя с молчаливым признанием. Тихо-тихо бренчит гитара, и хрипловатый молодой голос бормочет что-то бардовское о дыме костра, о парусиновых брюках, о городе, в который поездом не доехать и самолетом тем более не долететь…
Катя вскочила на матрасе, ударившись головой о табуретку. Гитарный перебор стих.
Осторожнее, девушка. Ну, как же вы так! — укоризненно произнес знакомый голос. На матрасе у противоположной стены сидел атлетического телосложения мужчина с красивым, чуть грубоватым южнорусским лицом, с кудрявой шапкой темных волос а-ля молодой Андрей Макаревич. Увидев, что спасенная им дама пришла в себя, он отложил гитару. Карие глаза смотрели доброжелательно и весьма заинтересованно. Катя тут же вспомнила, что на ней по-прежнему только бикини, и поплотнее закуталась в шерстяное одеяло.
— Простите, где я нахожусь? — спросила она и отчаянно чихнула.
— Вопрос философский, — пробасил хозяин, деловито помешивая что-то в закопченном котелке на примусе. — Я бы ответил так: вы в тепле и в безопасности. Я — Василий Кропотов, к вашим услугам. Эта времянка — наше с приятелем летнее пристанище. Приятеля моего зовут Иван Плющенко, но он пошел прогуляться, чтобы вас не смущать.
— А чем он мог меня смутить? — удивилась Катя.
— О, у Плюхи свои тараканы в голове. Плюха — его студенческое прозвище, — пояснил Василий, потом заговорщицки огляделся и доверительным шепотом добавил: — Он вообразил, что вы — искушение, посланное ему дьяволом.
У Кати вытянулось лицо, и собеседник поспешил ее успокоить:
— Не принимайте, пожалуйста, близко к сердцу. У Плюхи дикая блажь: он собирается стать монахом. Как, кстати, ваша рука? Помощь не требуется?
Катя взглянула на ладонь: порез еще кровил.
— Хорошо бы бинт… — сказала девушка, поморщившись.
Василий засуетился. Он перерыл оба рюкзака, нашел, наконец, аптечку и помог Кате забинтовать ладонь. Потом он протянул ей горячую миску с рисовой кашей, обильно посыпанной сахаром, и толстый ломоть рижского хлеба. Ни сладкий рис, ни хлеб с тмином Катя терпеть не могла. Но сейчас радушное угощение оказалось как нельзя кстати. Катя бодро зачерпывала кашу, пока ложка не застучала о дно, и слушала болтовню нового знакомого. Узнав, что Катя приехала в Камышино из Питера, Василий сообщил, что они с Иваном москвичи.
— Мы с Плюхой учились вместе в МИФИ, а теперь каждое лето ездим сюда добровольцами реставрировать церковь. Слышали, наверное, — Преображенская церковь.
— Очень красивая, — вежливо вставила Катя.
— Наша работа, — гордо заявил Василий. — Нас здесь называют паломниками. Народ здесь чудесный. И места чудесные. Как Плюха выражается, намоленные. А еще говорят — волшебные. Но это уж преувеличивают. С вами здесь никаких странностей не происходило?
