— Что ж, сударь, — церемонно обратилась Катя к Яно, — позвольте пригласить вас в огород. Мы будем готовить праздничный обед!
Если к вам в дом попадет оборотень из другого мира, то лучшее средство от сумасшествия — нагрузить его и себя какой-нибудь работой. Вид Яно, старательно отмывающего свежую редиску от земли в пластмассовом тазу, успокаивал Катю; сама же она на уличном столе деловито резала щавель для зеленых щей, крошила лук, чеснок и укроп. Потом вдруг задумалась: можно ли оборотню есть чеснок, даже в зеленом виде? Или это вампиры не выносят чеснока? Спросить у Яно Катя постеснялась. Потом вспомнила, что на столе все время стояло блюдечко с чищеными чесночными дольками, и успокоилась. Что еще ему вредно? Серебро? Слава богу, столового серебра в бабы Верином доме не наблюдалось.
За работой Катя понемногу втягивала оборотня в разговор.
— А когда ты волк, ты можешь разговаривать? — спросила она.
— Нет, — отвечал оборотень. — Я понимаю человеческую речь и думаю, как человек. Но тело ведет себя как звериное. Я не могу выговорить волчьей пастью человеческих слов.
— А ты… Извини, конечно… Если ты волк и будешь голоден…
Яно грустно вздохнул.
— Ты меня боишься… Напрасно, я не причиню тебя зла. Конечно, в волчьем обличии я сильнее любого человека и многих зверей. Но я никогда не употреблял эту силу, следуя звериным инстинктам.
— Значит, сердце у тебя человеческое, — облегченно рассмеялась Катя.
— Надеюсь, — серьезно ответил Яно.
Девушке стало неловко: как будто она задела какую-то больную тему.
— Ладно, пора накрывать на стол, — сказала она, забирая тарелку с зеленью.
Катя вытащила из сундука старую, вязанную крючком скатерть, нашла целенькие одинаковые стаканы под сок и салфетку с бахромой, чтобы набросить на хлеб. Она немного посмеивалась над собой, и у нее был для этого повод. Катя уже давно перестала питать иллюзии, что может когда-нибудь стать образцовой хозяйкой. И все из-за странной противоречивости натуры: она одинаково терпеть не могла и беспорядок, и уборку. Она умела шить, но ненавидела швейную машину за каждую неровную строчку. Она хорошо готовила, но обязательно при этом резала пальцы, обжигала руки. Однако если было нужно, Катя умела блеснуть. Ее бывшие или несостоявшиеся бой-френды до сих пор были уверены в Катиной домовитости. Просто они не знали, что перед их приходом разбросанные вещи быстро рассовывались по шкафам и ящикам, а лимон, до того как тонкими ломтиками лечь на блюдце, неоднократно скакал по кухонному полу.
Однако сегодня обед удался на славу: был салат с подсолнечным маслом, и щи на бульонном кубике, и жареные куриные грудки, красиво посыпанные зеленый. Возникла, правда, неожиданная проблема: принюхавшись к жаркому, Яно изменился в лице.
— Мясо? — недоверчиво спросил он.
— Курица, — ответила Катя. — А что, не любишь?
— Она живая, как можно ее есть?
Теперь уже Катя с сомнением посмотрела на оборотня: от волка это было слышать, по меньшей мере, странно.
— Так что ж теперь, выкидывать? — обиженно фыркнула девушка. — Я ее не убила, а в магазине купила, замороженную. И даже не ее, а филе. Какую-нибудь Пеструшку или Рябу я и сама бы пожалела.
С вегетарианством у Кати были сложные отношения. Она действительно любила всех живых тварей и даже таракана не могла убить без нужды. Единственное исключение девушка делала для кровососов — шершней и комаров, считая, что с ними идет война па равных. После фильма «Бэйб» она целую неделю не могла есть свинину. «Побег из курятника» отвратил ее от курятины, а мультик про рыбку «В поисках Немо» заставил обходить рыбные отделы стороной. Но все это воздержание длилось недолго. По злой прихоти судьбы Катя любила и мясо, и рыбу. Точно гак же как, жалея всяких лис, норок и хорьков, она не могла отказать себе в удовольствии носить шубу из натурального меха. Оставалось надеяться, что скоро ученые изобретут такие синтетические материалы и продукты, которые ничем не будут отличаться от натуральных…
Впрочем, Яно не стал с ней спорить. Может, его убедило слово «филе», а может, просто решил не обижать хозяйку.
Посуду мыли в четыре руки. Потом Катя долго терзала оборотня расспросами про Фенлан. Однако Яно отделывался кратким ответом:
— Тебе бы там не понравилось.
Зато сам с большим интересом слушал рассказы про большие города, про летающие между континентами крылатые машины. Катя показала ему все книги и старые журналы, какие смогла найти в доме. Книги оборотень листал бережно, шепотом читая вслух названия. Катя попыталась чуточку поработать — написать хоть несколько строк, но оборотень из-за ее спины завороженно следил за буквами, возникающими на экране, что явно мешало трудовому процессу.
Потом Катю осенило.
— Что я тебе сейчас покажу! — воскликнула она, включая старенький телевизор «Рекорд», черно-белый, еще в деревянном корпусе. — Если только этот раритет будет работать.
Телевизор немного рябил, но в целом его удалось настроить. Катя переключала программы, а Яно, по-детски широко открыв глаза, смотрел бразильский сериал про любовь, русский детектив, новости, рекламу, ток-шоу. Катя сначала старалась все пояснять, потом замолчала, а Яно не задавал вопросов. Потом вдруг неожиданно он поднялся и вышел на крыльцо. Катя, бросив работу и накинув куртку, шагнула за ним.
Уже вечерело: день пролетел незаметно. В саду было сумеречно, хотя высокое чистое небо оставалось дневным.
— Сколько живут люди в вашем мире? — спросил вдруг Яно.
— Ну… Большинство — меньше ста лет.
— Как у нас… — вздохнул оборотень — а кажется, у них впереди вечность…
— Почему?
Яно не ответил. В воздухе назойливо звенел комариный рой. Нащупав в кармане куртки сигареты, Катя щелкнула зажигалкой.
— Что это? — спросил оборотень.
— Сигареты. Табак. В вашем мире его не курят?
— Не знаю. Я не видел. Для чего это?
Катя смутилась: еще не хватало рекламировать курение!
— Вообще-то это очень вредно, — честно сказала она. И днем я об этом помню. Но когда вот так вечером сядешь на крыльцо, посмотришь на закат сквозь сиреневые кусты, послушаешь тишину… Огонек в твоих пальцах и вкус дыма на губах становятся частью всего этого.
— Дай мне попробовать, — попросил Яно.
Ресшив не быть ханжой, Катя прикурила вторую сигарету и дала оборотню. Тот неловко поднес ее ко рту, затянулся, закашлялся… затянулся еще раз.
— Ты права, — сказал он. — Вкус дыма… И вечерняя тишина. Совсем как у нас в деревне. И не так. Здесь спокойно… Я смотрел на всех этих людей в телевизоре и удивлялся. Они говорят, что думают, — даже самые бедные. Они не оглядываются с ужасом на королевский замок, откуда по всему миру расползается тьма. А я там жил… Знаешь, тебе действительно не понравился бы Фенлан. Но ребенком я был там счастлив. И я хотел бы, чтобы все там было иначе.
