Но сегодня ночью его сердце отчаянно стучало, напоминая о запущенной стенокардии. Он точно знал, он чувствовал: этой ночью они придут. Этой ночью ему предстоит настоящее служение во имя добра.
И все-таки он вздрогнул, услышав, как кто-то скребется у стены храма. За окнами раздавались тихие всхлипы, вздохи… Потом чье-то тяжелое тело с разбегу ударилось, навалилось на дверь. Ну вот, началось…
Отец Георгий оглядел церковь. Свечи тихо горели перед строгими ликами святых, глядевших на священника то ли с укоризной, то ли с надеждой. Он заранее решил, что спускаться в погреб не станет. Демоны его все равно выследят, а показывать им святое убежище с чудотворной иконой совершенно незачем. Кто знает, может, через триста лет оно снова сослужит хорошую службу.
— Открывай, священник, — раздался шипящий голос.
Отец Георгий возвысил голос в молитве. Дверь задрожала. Это была хорошая, добротная дверь, но долго выдержать она не могла. Прежняя, восемнадцатого пока, была куда надежнее.
«Они пришли меня убить, — думал отец Георгий. — Господи, отпусти мне грехи мои, вольные и невольные…» В золотом свете свечей вдруг появились образы далекого прошлого. Детство в многолюдной, дружной семье. Школьная юность и столкновения со сверстниками — пионерами и комсомольцами. Учеба в семинарии… Встреча со Стасенькой — студенткой техникума, королевой двора одного из рабочих районов Твери. Вот уж не думал семинарист Георгий, что веселая барышня, не вылезавшая с танцплощадок, согласится на нелегкую жизнь попадьи, в далекой деревне… А он до сих пор не удосужился устроить в доме водопровод, хотя живут они здесь почти пятнадцать лет. Впервые отец Георгий порадовался, что Бог не дал им с Анастасией детей: ему гораздо тяжелее было бы исполнить долг Хранителя…
Дверь трещала под ударами острых, мощных когтей. Твари снаружи скулили и хныкали, а иногда гнусаво ругались. У отца Георгия мелькнула мысль: а не попробовать ли вылезти в окно? Может, еще не поздно? Они уверены, что он здесь, они не услышат… Потихонечку, огородами, нет, конечно, не домой, но поближе к людям… И тут же свечи потускнели, святые словно поджали губы… Неужели это мысли о родной, теплой Стасеньке сделали его таким малодушным? Нельзя ему уходить. Эти твари все равно унюхают, разыщут. Они пришли за ним. Они его убьют и больше никого не тронут. Страшно? Стыдно, сказал себе отец Георгий. Стыдно христианину бояться мученической смерти. Он прошел между колонн к двери, не замечая, как за его спиной ярче вспыхивают свечи, а взгляды святых теплеют, становятся ласковыми. Он молча отпер дверь.
Коротко взвизгнув от неожиданности, два зверя, похожие на огромных росомах, перевалились через порог. В дверном проеме тут же показались еще три или четыре косматые, оскаленные морды. Желтые глаза с вертикальными зрачками плотоядно смотрели на священника.
Отец Георгий отступил на шаг, словно пропуская незваных гостей. И тогда свет, отраженный огромной хрустальной люстрой и позолоченным алтарем, устремился навстречу чудовищам. Одни твари мгновенно ослепли и, отчаянно вопя, вцепились когтистыми лапами в свои же ужасные морды. Другие завертелись волчком: сияние прожигало насквозь их толстые шкуры. Поджимая хвосты, бормоча неразборчивые угрозы, давя друг друга, демоны вывалились наружу, а потом, жалобно воя, исчезли во тьме.
Отец Георгий неподвижно стоял на пороге, потрясенный увиденным чудом. В первый раз сила Божья явилась ему не на словах, а на деле. Он хотел прочесть благодарственную молитву, но что-то происходило с ногами, какая-то ужасная слабость заставила его ухватиться за косяк. Лики святых поплыли перед ним; они двигались, отринув канонические позы, они протягивали руки, благословляя его… Грудь давило и одновременно распирало изнутри. Успев подумать, что нехорошо оставлять на ночь церковь незапертой, отец Георгий мягко сполз на пол. И свечи отразились в его застывших глазах…
С неба светила холодная, равнодушная луна. Близилась роковая ночь, а Грань лишилась своего Хранителя.
Глава 16
ПРЕКРАСНАЯ ЛЮБОВЬ
Лицо человека трудно было различить под синяками и кровоподтеками. Но судя по осанке и остаткам одежды, это был рыцарь. Он стоял перед Фаргитом, стараясь сохранять достоинство, хотя было очевидно, что последнее мужество готово покинуть его.
Палач, рыжий верзила в кожаном переднике, скалясь в отвратительной щербатой улыбке, поигрывал громадными раскаленными щипцами. Как ни старался пленник не смотреть на это пыточное орудие, глаза против воли скашивались в сторону палача.
Фаргит сидел в кресле, закинув ногу на ногу. За его спиной стоял барон Комз ниф Вимот, один из вассалов герцога Тифлантского.
Ты уверен, что этот человек что-то знает? — не поворачивая головы, шепотом спросил Фаргит. Ниф Пимот наклонился к самому его уху.
— Господин герцог, мои люди выследили его, когда он выезжал из ворот Сварбора. Он направлялся к южной границе Аушмедлана лесной дорогой, где его ожидала засада. Он назвался бароном ниф Абвиром.
— Ниф Абвир… — Фаргит нахмурился, вспоминая. — Расфуфыренный хлыщ из королевской свиты… Неужели это он?
Фаргиту пришлось напрячь все свое воображение, чтобы узнать в этом заросшем трехдневной щетиной оборванце белокурого Вилибуса ниф Абвира, сводившего с ума фрейлин Морэф.
Сузив желтые глаза, пристальным змеиным взглядом демон уставился на пленника.
— Похоже, ты не рад нашей встрече, Вилибус? И не собираешься отвечать на мои вопросы?
Ниф Абвир высокомерно вздернул подбородок и тут же, сморщившись от боли, поднес закованную в кандалы руку к разбитой губе.
— Твои дни сочтены, Фаргит, — заявил он. — Ты прогневал великую королеву Морэф, и ее месть будет ужасна. Тебе не удастся меня запугать.
— Я? — Фаргит, зевая, обернулся к ниф Вимоту. — Ты слышал, Комз, что говорит этот мешок с дерьмом? Бедняга Вилибус, зачем мне тебя пугать — я герцог, на это у меня есть палач. Мэгорий!
— Да, господин герцог, — палач почтительно поклонился.
— Расскажи нашему гостю о своих планах насчет него.
Мэгорий мечтательно закатил глаза и с готовностью начал перечислять:
— Сначала мы попробуем вот эти щипцы. Обычно для господ придворных этого бывает достаточно. Но если клиент попадется несговорчивый, вон там, в углу, есть отличный механизм для выдергивания ногтей. И, наконец, для самых стойких — старая добрая дыба. Очень, очень надежное средство.
— Ты слышал, что говорит Мэгорий? — обратился Фаргит к побледневшему ниф Абвиру. — Он мастер своего дела.
— Я ничего не знаю, — прошептал пленник.
— Тем хуже для тебя, — холодно заметил герцог. — Тогда я просто доставлю Мэгорию удовольствие. Пойдем, Комз. Из-за этого идиота мне пришлось встать ни свет ни заря. Надеюсь, он сдохнет во время пыток.
— Постой! — отчаянно крикнул ниф Абвир в спину уходящему Фаргиту. — Если я расскажу все, что знаю, ты пощадишь меня?
