— Наверное, лесная Хозяйка на нашей стороне, — дрожащим голосом сказала Грэм.
— Думай, что говоришь, глупая девка! — прикрикнул демон. — Кто же ночью говорит о таких вещах!
— Не кричи на нее! — вступился Иван.
— Так, господа, давайте не будем ссориться, — заметил Василий. — У нас сейчас очень важная общая цель — остаться в живых. А для этого надо сохранять спокойствие и быстро двигаться. Давайте перенесем ночлег подальше от этого приятеля. А ты, паучок, будь умницей, никого за нами не пускай.
Отряд шел быстро и молча; огня больше не зажигали, предпочитая неизвестность леденящему страху. Но какие бы чудовища не населяли Волшебный лес, пока они были снисходительны к путникам.
На привале неприятности продолжились. Василий развел костер, и люди, и демоны, радуясь долгожданному теплу, потянули к огню озябшие руки. Но приветливый треск сухих сучьев был заглушён гулом и стуком, идущим из-под земли. Каждый почувствовал легкую дрожь в ногах: земля колебалась. Однако как только костер потушили, все успокоилось. Даже Василий не нашел происходящему научного объяснения. Волшебный лес запретил пришельцам разводить огонь…
Итак, положение путников было незавидным. Без костра в осеннем ночном лесу нечего рассчитывать ни на сон, ни на ужин: слишком холодно для ночлега и слишком темно для успешных поисков еды. Голод терзал и рыцарей Фаргита: весь их провиант остался в дорожных сумках, притороченных к седлам сбежавших коней. Теперь эти мрачные и злые стражи несли ночной караул. И Катя их не жалела: они оставались демонами, врагами, беспощадным конвоем, который не столько оберегал людей, сколько следил за ними.
Усталость брала свое, и Катя собралась было немножко подремать, но вскоре поняла, что это невозможно. Стоило полежать на остывшей земле хотя бы минуту, как холод и сырость пробирали до ломоты в костях. Смирившись с необходимостью бодрствовать до рассвета, девушка попробовала поискать на ощупь какое-нибудь бревно или сухую кочку, на которой можно было бы сидеть без вреда для здоровья. Несколько рал она спотыкалась о лежащих на земле спутников, узнавая их только по голосам: взвизгнул Фоз, Василий сонно пробормотал:
— Кому не спится в ночь глухую?
Определиться с направлением в такой темноте было невозможно. Катя надеялась, что демоны не позвонят ей выйти за пределы охраняемого круга и потеряться но мраке. Но скоро стало ясно: она уже миновала часовых. Ужас сдавил ей горло, тьма окружила плотным футляром. Лагерь, наверное, очень близко, но в какой именно стороне? Девушка напряженно прислушивалась, надеясь сориентироваться по храпу или шепоту. Но, как на зло, в лесу царила мертвая тишина.
Сухой, горячий нос ткнулся ей в руку. Яно! Волк ухватил ее за рукав и повел за собой. Наверное, он заметил, что Катя заблудилась, и хочет вернуть ее в лагерь. Девушка послушно шла за волком, стараясь не споткнуться о торчавшие из земли бесчисленные корпи.
Но Яно вел ее не к лагерю. Когда он остановился, девушка нащупала прямо перед собой теплый, шершавый ствол могучего дерева. Волк, сдавленно заскулив, потянул ее вниз. Присев на корточки, девушка опустила руки в траву — не ту, мертвую, прошлогоднюю, что попадалась ей на территории временного лагеря, а мягкую и шелковистую, словно только что появившуюся на свет.
— Это твое лекарство? — догадалась Катя. — Тебе не нарвать самому?
Волк лизнул ей руку. Из пасти так и повеяло жаром. Вспомнив, как Яно обрывал и растирал в ладонях длинные резные листья целебного растения, девушка сделала то же самое, а потом протянула оборотню руку, вымазанную пряно пахнущей, холодящей кожу кашицей. Волк жадно слизал лекарство и снова потянул Катю за рукав.
— Еще? Бедный, да тебе совсем плохо…
Девушка уже почти приготовила вторую порцию, как вдруг услышала знакомый звук, показавшийся особенно страшным в ночном лесу: это хрустели кости. Оборотень превращался в человека.
Первым порывом Кати было вскочить и броситься прочь. Она так и не смогла к этому привыкнуть! Одно дело знать — и совсем другое слышать этот ужасный хруст, когда кажется, что это твои кости стремительно меняют форму… Но Кате тут же стало стыдно. Он ведь болен, ему нужна помощь! Какая разница, что происходит с его телом — ведь душа остается прежней. Как там говорил Иван — душа наедине с вечностью… Словно бросая вызов собственному малодушию, Катя привлекла к себе оборотня, который все еще бился в спазмах превращения. Волчье тело изменялось прямо под ее рукой. Гладя его вспотевшую голову, она чувствовала, как укорачивается длинная морда, как исчезает, словно тает, шерсть… Вот мягкая круглая лапа вытянулась в ладонь…
— Спасибо, — чуть слышно прошептал оборотень. — Никто еще не делал для меня такого…
Яно весь дрожал — еще бы, ведь он был совершенно голый, а Катя отчаянно мерзла и в телогрейке. Но она быстро стащила с себя эту курточку и набросила Яно на трясущиеся плечи.
— Нарвать тебе еще травы?
— Нет, мне уже лучше, — оборотень сел, потер виски руками.
— С тобой всегда так? — сочувственно спросила Катя.
— Нет. То есть, я всегда испытываю недомогание. Но так плохо, как в этот раз, мне никогда не было. Я даже не смог оставаться волком… Спасибо, что осталась со мной. Тебе было очень неприятно?
— Нет, — мужественно солгала Катя. А потом приглушалась к своим ощущениям и поняла, что не так уж она далека от истины.
— Я хотела понять, что ты чувствуешь, — задумчиво добавила она.
— Ты добрая девушка, — усмехнулся оборотень. — Ты меня пожалела. Но ты не знаешь, что я чувствую. А мне хотелось бы сказать тебе об этом.
У Кати екнуло сердце. Неужели он признается в любви? Что же сказать ему в ответ? Но оборотень заговорил совсем о другом.
— Через два дня наступит полнолуние. Фаргит все время настороже. Наш план осуществить будет очень сложно, и, скорее всего, я погибну…
— Мы все можем погибнуть, — возразила Катя. — Не надо себя заранее настраивать.
— Я буду защищать вас и погибну, — повторил оборотень. Его голос звучал спокойно, даже ласково. — И когда это случится, я не хочу, чтобы ты, по доброте своей, жалела меня. Я мечтаю об этой участи. Потому что если бы я остался жить, я проклял бы тот день, когда встретил тебя.
Закончив так неожиданно, оборотень замолчал. Катя не стала притворяться, будто ей непонятны его слова. Да, все так и есть: мысли о несбывшемся счастье невыносимы — она это знала по себе. Она представила себе старого оборотня, отверженного, одинокого, скитающегося по лесам и проклинающего свое долголетие… Она представила себя, лето за летом приезжающую на берег Камышовки, чтобы снова и снова биться о Грань, зная, что она никогда не откроется… Точнее — откроется триста лет спустя. Но это даже хуже, чем никогда…
— Ты можешь отправиться с нами, — неуверенно произнесла она и тут же представила проблемы, которые пришлось бы решать. Яно придется брать с собой в Питер. Как? Она не сможет купить ему билет, потому что у него нет документов. Допустим, удалось бы что-нибудь сделать. Дать взятку. А потом? Что она скажет родным? У нее на руках окажется большой ребенок, который не умеет переходить дорогу, включать электроприборы… Хуже, чем ребенок: дети всему учатся быстро, а как взрослому человеку из средневековья наверстать пропущенные столетия? Добрую ли службу она ему сослужит, если на всю жизнь посадит себе на шею? Ведь приличную работу он найти не сможет… И, чуть не забыла, эти превращения!
