— С вами все в порядке, гарсин? А я подстрелил негодяя. Это он убил вашу лошадь, монгарс. Он уже и к следующей подбирался, а тут я. Бр-р-р, до сих пор руки трясутся, хоть и поделом ему, Пеглеву выродку.
— Поди попроси у трактирщика выпить, — сочувственно сказала я. Лаверэльские крестьяне — миролюбивый народ, и для Бара, наверняка, убийство человека было серьезным потрясением.
Тем временем Нолколеда откинула с головы убитого коричневый капюшон. На смуглом лбу отчетливо виден был круг, поделенный вертикальной чертой пополам. Одна половина представляла обыкновенное благообразное человеческое лицо. Другая казалась ужасной маской. Даже в виде грубой татуировки на нее нельзя было смотреть без содрогания.
— Что это? — прошептала я.
— Это знак Модита, — раздался тихий голос Зилезана. Вместе с ним из трактира выбежал Чаня. Он брезгливо обнюхал покойника и, радостно виляя хвостом, устремился к своему приятелю Бару.
— Защити нас, великий Шан, — Амадас Мегедэль скрестил руки. — Не стоит говорить об этом ночью.
И он суеверно покосился на небо, где струило зловещую зелень ночное светило.
— Значит, эти люди поклоняются Модиту, — задумчиво проговорила Нолколеда.
— Не к добру это все, ох, не к добру, — вздохнуд Бар. — Вы бы, монгарс, поговорили с трактирщиком. Сдается мне, он может вам кой-чего рассказать.
Сэф тут же направился обратно в трактир, мы с Нолколедой последовали за ним.
— Держи, — шепнула мне немка, вкладывая в руку пистолет. — Если что — просто целься, стрелять не обязательно.
В трактире уже наводили порядок: служанки выметали из-под лавок и столов черепки и разбросанную еду.
— Виданное ли дело, господа! — завидев нас, воскликнул хозяин. — Вам придется возместить мои убытки!
— Ну-ка отвечай, откуда взялись здесь эти люди? — грозно воскликнул Сэф, направляя шпагу на толстую шею хозяина.
Из-под лестницы тут же выскочили двое громил.
— Стоять! — тихо сказала Нолколеда, наводя на них пистолет. Я последовала ее примеру, очень надеясь, что рука у меня не дрожит.
— Приятель, ты бы уважил досточтимых господ. Им это и впрямь любопытно, — послышался вкрадчивый голос Бара. Мой слуга зачем-то последовал за нами в трактир. К моему удивлению, просьба Бара возымела действие. Трактирщик изменился в лице и закашлялся.
— Господа, господа, я ни в чем не виноват! Эти люди… Они пришли сегодня вечером — около шести часов после восхода. Они заплатили за ужин и сказали, что хотят подождать здесь кое-кого. Теперь я понимаю, что речь шла о вас…
— Еще что? — шпага Сэфа чуть сдвинулась вперед.
— А больше я ничего не знаю!
— Они, наверное, что-то тебе объяснили, — снова вмешался Бар.
— А, ну да. Тот, высокий, — он у них главный — сказал, что вы, монгарс, похитили у него жену. Он сказал, что дело это семейное, и велел мне не вмешиваться. Он обещал, что все будет тихо…
— Это все? — шпага снова сделала легкое движение.
— Все, все! Они предлагали мне деньги, но я не хотел брать. Вот, видите — кошелек. Целехонек! Я не из тех, кто берет деньги за такие дела. Поверьте мне, господа!
— Ты знаешь, кто эти люди? — спросил Сэф, наконец опуская шпагу.
Трактирщик, облегченно дыша, схватился за шею.
— Дурные это люди. И нездешние. У нас их называют мускарами. Вам в столице и не снилось, что тут у нас творится.
Так значит, это и были мускары — райшманские шпионы, о которых говорил мне шеф…
— Кстати, а кто убил этих двоих? — поинтересовалась я.
— Пегль их знает, — пожал плечами Бар. — Тут тоже потасовка началась. Попали кому-то под горячую руку… Я так думаю, туда им и дорога.
Ночевать мы все-таки остались в «Медвежьем углу». Перед сном все собрались в одной из отведенных нам комнат. Бара я отправила спать в другую: на мой взгляд, он заслужил отдых, а нам надо было поговорить без посторонних ушей.
— Модит — самое отвратительное местное божество, — рассказывал сенс Зилезан. — Двуликий бог-оборотень. Он ответственен за самые гнусные дела: обман, воровство, черную магию и, извините, проституцию. Ему поклоняются немногие и тайно — во всяком случае, в Шимилоре. «Слуги Модита» — так они себя называют — утверждают, что истинная гармония таится в слиянии прекрасного и безобразного…
Слушая сенса, я вспомнила выставку молодых художников, на которой я побывала в Вэллайде. Они тоже называли себя «слугами Модита», но тогда я не придала этому значения. В Лаверэле имя Модита использовали в значении «дьявол» или «черт». Что ж, сатанисты встречаются повсюду. А картины на выставке были жуткие… Позже я услышала, что королевский суд закрыл ее как «оскорбляющую чувство прекрасного».
— Ловко мы их! — с гордостью заявил Сэф. Нолколеда только что перевязала ему раненое плечо. Рана была несерьезная — во всяком случае, так сказала немка, а ее познаниям в медицине мы уже привыкли доверять. Но Сэф все равно был бледен — от вида собственной крови.
— Слишком ловко. Если они хотели нас убить, то действовали странно, — заметила Нолколеда.
— Действительно, странно, — согласилась я. — Например, когда я сунулась в окно… Почему мускар не выстрелил?
Сэф с Ледой переглянулись так, как будто знали больше меня.
— Возможно, они хотели взять в плен, причем именно тебя, — проговорил Семафэль. — Ну, знатная дама, все такое… они могли бы потребовать выкуп…
Мне это объяснение показалось натянутым.
— Может быть, стоит связаться с Базой? — тихо сказала я.
— Ни в коем случае, — отрезала Нолколеда. — Никакой угрозы для миссии нет. Фраматы не любят, когда их беспокоят по пустякам.
«Ничего себе пустяки», — подумала я, но вслух спорить не стала. Ни сенс, ни Сэф не поддержали меня, а они провели в Лаверэле гораздо больше времени, чем я.
Перед тем, как уйти, Сэф задержался на пороге.
— Ну что, солнце мое, с боевым крещением! — сказал он.
— Да уж, — покраснела я. — Проку от меня было немного.
Мне действительно было стыдно за свое бездействие: пока я охала и ахала над окровавленным рукавом Сэфа, немка, бесцеремонно отодвинув меня, сделала все, что полагается. Я даже разозлилась на нее: чего она суется! Хотя следовало досадовать на себя, собственную неловкость и неумение… Кажется, эти качества не очень нравятся мужчинам. Тем неожиданнее оказались слова Сэфа:
— Я тоже был не на высоте. Но мне очень хотелось тебя защитить. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — растерянно отозвалась я. Потом закрыла за ним дверь и оглянулась на Нолколеду. Немка, как ни в чем не бывало, взбивала подушку.
— Вам помочь, гарсин? — спросила она. — Или справитесь сами?
