— Ты врач, этого достаточно. Удаление аппендикса — самая простая операция, — уверенно возразила немка. — Это тебе не трепанация черепа. Я читала про случай, когда врач вырезал аппендикс сам себе.
— Ты не понимаешь, — с тихой яростью проговорил Денис. — Я не могу! Вот поэтому не могу, — он потряс перед нами правой рукой, — вот поэтому!
— Прекрати истерику! Мальчик умирает, а ты…
— Не смей так говорить! — едва ли не взвизгнул Денис и бросился прочь.
Вот сейчас, подумала я, моей любви придет конец. Мой избранник повел себя не по-мужски. Он слаб, а женщины не любят слабых… Я закрыла глаза… и на меня нахлынул поток чужих чувств: стыда за свою беспомощность, вины за предыдущую неудачу, страха перед неотвратимостью судьбы, искалечившей его, лишившей уверенности в себе… Если он сейчас не возьмется за эту операцию, то просто не выживет. Умрет вместе с Лесантом. Они сейчас связаны — врач и пациент.
Дениса я догнала в начале того темного коридора, который вел в потайную пещеру. Он стоял, прислонившись к стене, и крутил в руках тяжелый лаверэльский пистолет. Увидев меня, он вздрогнул.
— Жанна, уйди, я тебя умоляю.
Великий Шан! Богиня любви Ламерис! Все лаверэльские боги, если вы есть, если вы слышите меня! Пошлите мне несколько правильных слов, чтобы убедить этого дурака, что он самый лучший, что все у него получится…
— Давай все-таки попробуем, — очень спокойно и ласково сказала я. — Ты же все об этом знаешь, ты мне рассказывал, что в студенческие годы не вылезал из операционной. Помнишь, мы говорили об этом в «Трубке мира?» А рука… — я взяла его за руку и осторожно вынула из нее пистолет. — Что ж, глаза боятся, руки делают. Ты знаешь, я уверена, что здесь, в Лаверэле, с твоей рукой все будет в порядке. Это все неслучайно. И твоя мечта, и сегодняшнее испытание. Судьба делает тебе подарок. Ты просто не имеешь права от него отказаться!
Он посмотрел на меня тяжелым взглядом. Если он хоть на секунду усомнится, что я твердо верю в то, что говорю, все пропало. Я, не мигая, смотрела ему в глаза, думая про себя лишь одно: «Он сможет, он сможет…» Удивительно, но этот незатейливый гипноз подействовал. Денис быстрым движением поднес мою руку к губам и пошел к костру. Я едва поспевала за ним.
— Я поставила еще воды, — как ни в чем не бывало сообщила Нолколеда.
Мальчик застонал от очередного приступа боли.
— Фериан, — позвал он. — Что со мной? Я умру?
Он старался держаться мужественно, маленький король, но в голубых глазах метался страх. Денис присел рядом с ним на корточки, достал из своего ящичка темно — зеленый флакон.
— Ваше величество, — твердо сказал он, — клянусь великим Шаном, с вами ничего не случится. Когда вы выпьете вот это, вы уснете. А когда проснетесь, то будете здоровы. Вы мне верите?
— А как иначе?
Лесант приподнялся на матрасе, обхватил руками шею Дениса и прижался к его плечу. Тот осторожно погладил золотистые кудри. А я вдруг подумала, что как только мы окажемся в Шимилоре, в первом же городе надо будет одеть нашего короля с иголочки. И обязательно в зеленое. А то его куртка совсем обтрепалась…
Лекарство подействовало сразу. Мальчик заснул, его тело ослабло, и резкая боль перестала его терзать.
— У тебя инструменты-то есть? — поинтересовалась Нолколеда. Она тщательно мыла руки, собираясь помогать Денису.
— Представь себе, есть, — ответил тот и достал из ящика замшевый мешочек, в котором оказались блестящие хирургические инструменты — разумеется, все лаверэльское. И я поняла, что Денис никогда не терял надежды применить свои знания на практике…
Нолколеда собрала у всех нас чистое белье, которое могло пригодиться на бинты и тампоны. Денис велел нам отойти в сторону, сказав, что они справятся вдвоем. Я снова почувствовала себя лишней. Совсем недавно я испытала удивительное, мимолетное чувство — обладание чужой душой. Я держала ее на ладони, как ручную птицу… Но этот миг прошел, и я снова со стороны смотрела, как Нолколеда вкладывает ему в руку очередной инструмент…
Не прошло и часа, как Денис объявил, что они закончили.
— Все в порядке? — взволнованно спросил Сэф.
— Разумеется, — ответил Денис.
У него даже голос изменился. Сейчас это был голос человека, который мастерски сделал свое дело и знает себе цену. Лесант еще не пришел в себя после наркоза. Нолколеда осторожно вытаскивала из-под него окровавленные простыни. Денис пошел переодеваться — он тоже перепачкался кровью.
— Вы молодцы, — искренне сказала я Нолколеде.
Она подняла на меня глаза — не колкие, ледяные, как обычно, а усталые и задумчивые — и ответила:
— Это ты молодец. Если бы не ты, он ни за что бы не решился.
Мы остались у озера еще на сутки, но дальше медлить было нельзя. Скрепя сердце, Денис приказал устроить больного на носилках, связанных из одеял.
Длинной вереницей мы шли по пещере. Двое миллальфцев несли Лесанта. Нам предстояло преодолеть последние сантоны под землей. Чаня утверждал, что он уже чувствует свежий воздух. Мы тоже старались принюхиваться, и всем казалось, что мы тоже ощущаем нечто подобное… А может, нам просто очень хотелось наружу.
— Наконец-то вы, ваше величество, путешествуете, как подобает королю, — говорил Сэф. Лесант слабо улыбался в ответ.
— Позволю с вами не согласиться, монгарс. Я предпочел бы вернуться в Вэллайд верхом на белом коне.
Денис не отходил от своего больного, словно мать от ребенка. Я видела, какого труда ему стоило ежеминутно не проверять повязку и не щупать лоб. Его распирала гордость. Пожалуй, я еще не видела его таким счастливым. А я прятала в улыбке собственную гордость: ведь именно мне удалось ему помочь обрести себя.
— Интересное дело, — вдруг остановился Бар. — Дальше снова обрыв. Клянусь Шаном, такого раньше не было. Не иначе, землетрясение. Света не будет, придется зажечь факелы. Ладно, вперед, только очень осторожно. Ребята, вы двое, с носилками, идите за мной.
Узкая тропа шла над самой пропастью. Здесь не было никаких поручней; временами приходилось прижиматься к холодному камню спиной. Мы шли в потемках, в неверных бликах факелов, которые разгонял по стенам сквозняк. Было очень страшно за миллальфцев, несущих Лесанта; каким-то чудом они проходили с носилками там, где я одна не знала, куда поставить ногу.
А потом впереди забрезжил свет. Раздались торжествующие возгласы. Еще несколько шагов над пропастью — и мы выйдем из подземелья!
Чаня первый скорее почувствовал, чем услышал подземный рокот. Он сначала залаял, а потом закричал:
— Земля дрожит!
— Землетрясение, Пегль его задери! — крикнул Бар, бросаясь к носилкам. — Держитесь!
— Только не это! — простонал Сэф.
И вдруг стена, вдоль которой мы шли, обрушилась вниз. Исполинские камни рассыпались, точно карточный домик, а мы оставались на хрупкой перемычке, уже расколотой позади и впереди.
