— Вы требуете от меня невозможного, — повторил он, покачав головой.
— Я верю, что вы можете делать с женщинами все, что вам заблагорассудится, — последовал ответ. Голос маркизы прозвучал очень печально.
— Что ж, если я погибну, то, по крайней мере, оттого, что самая прекрасная из женщин Франции переоценила меня, — сухо ответил де Полиньяк. — Надеюсь, мы увидимся скоро.
Граф поклонился и вышел.
— У него получится! У него не может не получиться! — прошептала маркиза, прижимая ладони к бурно вздымающейся груди.
Она наблюдала в окно, как молодой человек оттолкнул лакея с такой силой, что тот кубарем полетел на газон, а затем одним прыжком вскочил на коня, и, пришпорив его, ускакал прочь.
— Кстати…
Маркиза подумала, что может выручить сто-двести тысяч ливров, поспорив с некоторыми знатными дамами, сможет ли Максимилиан граф де Полиньяк, опередить короля в постели.
— Это подогреет страсти, а когда все свершится, король почувствует себя еще более униженным, — медленно проговорила маркиза своему отражению в зеркале, прилепляя небольшую мушку на шею.
— Герцог Шуазель становится опасным, — раздался за спиной у маркизы глухой, свистящий голос.
Мадам де Помпадур вздрогнула и выронила золотую бонбоньерку с мушками.
— Черт вас побери, ваше высокопреосвященство! Разве иезуиты не научили вас стучать? Вы давно здесь?
— Я вошел вслед за графом де Полиньяк, — ответил кардинал Флери, усаживаясь в кресло с высокой спинкой. Этот жест вызвал особенное неудовольствие маркизы.
Его высокопреосвященство обладал самомнением Ришелье и честолюбием Мазарини, однако «золотой век» французских кардиналов закончился. Черная злоба и зависть к предшественникам буквально сжигали Флери. К тому же, лихорадочно блестящие глаза, изъеденное оспой, изможденное, бледное, как у покойника, лицо с провалившимся носом, гниющие кожные покровы, все это говорило, что его высокопреосвященство доживает последние годы. Сифилис медленно, но неотвратимо уничтожал Флери.
— И вас не остановили? — мадам де Помпадур закусила нижнюю губу.
— Кто посмеет остановить кардинала Франции? — Флери приподнял одну бровь.
— Что вам угодно, ваше высокопреосвященство? — маркиза нервно собирала рассыпавшиеся мушки. Она падали, она снова пыталась их собрать, потом в раздражении стукнула ладонью по туалетному столику.
— Как лицо духовное, я не подвластен вашим чарам, дорогая Жанна, кардинал вытянул вперед руку в красной перчатке и пошевелил пальцами.
Преодолевая отвращение, мадам де Помпадур встала, подошла к Флери и поцеловала конечность сифилитика. Официальная фаворитка Его Величества не раз благословляла свою судьбу за то, что ее чары не действуют на кардинала. Всем известно, что его преосвященство интересуется только очень молоденькими юношами.
— Я хочу, чтобы вы отдали бриллиант «Питт» мне, — коротко сообщил Флери, неотрывно глядя на мадам де Помпадур.
— Его еще нужно получить, — ответила та, отступая назад и опускаясь на пуф около туалетного столика.
— У меня нет сомнений в успехе Максимилиана, — кардинал улыбнулся. Кстати, я не знал, что вы выкупили у дома Неккеров его родовой замок. О, если бы я мог опередить вас!
Маркиза невольно сглотнула слюну, представив, какая ужасная участь ожидала бы графа де Полиньяк в этом случае.
— Продайте мне его, я готов покрыть все ваши расходы и даже обеспечить хорошую прибыль. Назовите цену, — кардинал выпрямился.
— Я не могу, — чуть слышно отозвалась маркиза. — Я дала слово, что верну ему родовое поместье в случае успеха.
— С каких пор королевская шлюха стала соблюдать кодекс чести? — Флери болезненно сморщился, шанкр на нижней челюсти мешал ему смеяться.
— Вы забываетесь, ваше высокопреосвященство, — маркиза встала и выпрямилась.
— Берегитесь, — свистящее шипение появилось в голосе кардинала. Это означало, что он разозлен сверх всякой меры.
Когда шаги его преосвященства в коридоре затихли, маркиза вышла из напряженного оцепенения. Она бросилась к умывальному тазику, намылила руки до самых локтей и лицо. Потом выпрямилась и закричала:
— Жуэ! Жуэ! Немедленно сюда!
На ее зов мгновенно явился рослый лакей.
— Кресло сжечь! — глаза маркизы лихорадочно блестели.
— Как? Это кресло? — глаза лакея округлились.
— Ты что, оглох? Немедленно! Окурить все помещение смолой! Вскипятить для меня воду и приготовить паровую баню! Быстро!
Жуэ поклонился и бросился исполнять приказание.
— Она будто помешалась после визита турецкого посла! — пробормотал он себе под нос. — Чуть зайдет кто с дурной болезнью, сразу приказывает жечь все, к чему он прикасался. По-моему, ее светлость скорее заработают водянку от чрезмерно частого и обильного мытья, чем уберегутся от испанской простуды!
[5]
Его Величество-то, поди, не столь разборчив…
С этими словами Жуэ потащил кресло в кладовку.
— Слишком уж дорогая вещица, чтобы ей топить камин, — сказал он сам себе и начал прикидывать, сколько можно будет выручить за это кресло у старьевщика.
* * *
— Что-то вы очень быстро, ваша светлость, — заметил Кристоф, едва поспевая за стремительно шагающим хозяином. Перед дворцом де Помпадур разбили очень милый парк на парочку гектаров, а сам дворец был окружен многоколонной террасой. Шаги графа де Полиньяка гулко отдавались на каменных плитах.
Заметив, что лицо хозяина окаменело, а ноздри разуваются как у Гуляки, после скачки галопом, Кристоф встревожился.
— Что-то случилось, ваша светлость? — он забежал чуть вперед и заглянул Максимилиану в глаза.
— У меня появилась возможность вернуть свой замок, — усмехнулся тот в ответ.
— Но это же настоящая удача! — воскликнул слуга и подпрыгнул. — Мы сможем, наконец, оставить весь этот вертеп и вернуться в ваши владения!
— Или попасть в Бастилию на всю оставшуюся жизнь, — продолжил де Полиньяк.
— Не понял, — Кристоф нахмурился. — Неужели маркиза хочет, чтобы вы стали ее любовником?
— Гораздо хуже, — ответил граф, — она хочет, чтобы я стал любовником Франсуазы де Пуатье.
