– Испытание завтра состоится.
– Бедная Ронвен. – Элейн в отчаянии прикусила губу.
– Она виновна. Значит, должна быть наказана. – Джон обнял ее за плечи. – Тебе придется смириться с этим, дорогая. Ты не сможешь спасти ее. Это под силу только Богу.
– Но ведь она сделала это ради меня. – Глаза Элейн снова наполнились слезами.
– Если так, то это было большой глупостью. Тебе не нужна магия, а еще меньше – убийство. Иисус Христос и Пресвятая Дева Мария – больше ничего не нужно для защиты. Дорогая, я знаю, что ты любишь ее. – Джон посмотрел на нее глазами, полными сочувствия, а затем притянул к себе. – Я и так слишком часто уступал тебе во всем, что касалось леди Ронвен, но сейчас совсем другое дело.
У Элейн перехватило дыхание. Когда Джон приблизился к ней, его плащ распахнулся, и ее взгляду предстала отвратительная, ссохшаяся рана. Кровь запеклась, образуя на предплечье безобразную корку.
– Это сделала она?
– Тебе нужно забыть о ней, Элейн. – Джон брезгливо покачал головой. – Она сам дьявол. И ты потворствовала ей, поэтому часть вины лежит и на тебе. Ты ведь помогала ей в ее темных делах. Ты не слушала меня, когда я призывал тебя остановиться. Одному Богу известно, какое наказание тебе придется вынести, чтобы искупить свои грехи.
Элейн побледнела. Страх за Ронвен сменился страхом за саму себя. Джон еще никогда не был так холоден с ней.
– Нет! – Она метнулась в сторону. – Я ни в чем не виновата!
– Ты должна покаяться, Элейн. Ради спасения твоей души. – Лицо Джона помрачнело. Он откинул назад ее плащ, лишая хрупкое тело защиты. Его пальцы скользнули по ее груди и поднялись к шее. Холодное сияние свечей превращало дыхание в туман. – Завтра, перед мессой. А сегодня вечером я должен наказать тебя.
Джону не доставляло никакого удовольствия бить ее. Но Элейн бросила ему вызов, когда в одиночку отправилась в лес, чтобы заняться там черной магией. Она рисковала своей собственной жизнью и при этом подвергла опасности жизнь мужа – ведь Ронвен едва не убила его. Ради ее же блага Элейн должна быть наказана, и наказана сурово.
IV
Охваченная ужасом, Ронвен не сводила глаз с двери. Они уже сказали ей, что должно произойти, – часовой и священник с распятием. Они не скупились на подробности, когда рассказывали ей об испытании, которое ее ждет. А еще они сказали, что Элейн не сможет ее спасти.
Чуть дыша, Ронвен снова взглянула на дверь. Лунный свет давно уже не просачивался в окно, но небо все еще было темным. Утро не могло наступить так скоро.
– Кто здесь? – прошептала она. Преодолевая тяжесть цепей, она попыталась подняться на ноги. Обезумевший взгляд напряженно сверлил темноту.
Скорее всего, это просто пробежала крыса. Или сторожевая собака обнюхала дверные петли, а потом остановилась и задрала ногу на углу амбара. Вот опять – тихий скрип, как будто кто-то слегка подвинул засов. Сердце Ронвен часто забилось. Она прижалась к стене и выставила руки вперед. Железо не отпускало запястья. Неужели за ней пришли так рано? А может, они решили тихо задушить ее во тьме и выбросить в море тело, лишенное благословения богов? Пот градом катился по ее спине, несмотря на пронизывающий холод. Кожа стала липкой, страх не давал ни секунды покоя. Ронвен почти физически ощущала движение засова. Казалось, этот тихий писк издает не дерево, а живое существо. Петли облегченно застонали, избавившись от груза.
– Благословенная Дева, будь со мной…
Ронвен начала судорожно что-то бормотать, слюна потекла по ее подбородку.
Дверь медленно открывалась. Все еще ничего не было видно; казалось, густые чернила ночи хлынули из амбара и залили весь двор. Факел у двери уже потух. Порывисто дыша, Ронвен попыталась сдвинуться с места, но ей помешали цепи. Не в силах освободить лодыжки из тисков, она еще сильнее вжалась в промерзшие бревна. Ею овладело непреодолимое желание спастись от того, что на нее надвигалось, чем бы это ни было.
Очертания предметов тем временем становились яснее; факел тускло и неровно светил с другой стороны двора. Размытый силуэт мелькнул на фоне дверного проема. Не было слышно ни звука, только вьюга играла мокрым снегом и, шипя, бросалась на стены, да надрывался ветер.
– Умоляю, не надо! – Ронвен все сильнее сжимала в кулаки окоченевшие руки. Ногти вонзились в ладони, и капли крови замерзали, падая на кандалы. – Умоляю вас, не надо! Нет! Пожалуйста!
Она отчаянно боролась с цепями; тем временем тень скользнула в амбар и двинулась к ней. Уши Ронвен наполнились странным гулом, потом все затихло. Как подкошенная, она рухнула на пол.
V
Графиня Честер вскрикнула только один раз, когда муж начал бить ее. Потом ее стоны утонули в меховых покрывалах. Впрочем, все и так было понятно. Они все знали: сплетники, шпионы, те, кто слушает через замочные скважины. В гостевой комнате на другой стороне двора Изабелла слышала, как шептались служанки. После похорон она так и не проронила ни одной слезинки, и сейчас, когда она забиралась в постель своего мужа, по ее лицу блуждала улыбка.
Первые лучи дневного света проникли через ставни, закрывавшие маленькое окно. Элейн несколько минут лежала неподвижно, пытаясь разглядеть темные углы комнаты. Тело ее онемело, каждое движение причиняло боль. Джон спал, повернувшись к ней спиной. Элейн отодвинулась от него. Зубы стучали от холода, и она поспешила накинуть покрывало на остывшие плечи. Тепло постепенно начало возвращаться к ней. Повернувшись на живот, она закрыла лицо руками и заплакала.
Сдавленные рыдания разбудили Джона. Он прижал ее к себе.
– Милая моя, не заставляй меня больше так поступать с тобой. – Он нежно обнимал ее, лаская на своей груди и целуя мокрые ресницы. – Тебя необходимо было наказать. Это для твоего же блага. – Он покачал головой. – Только представь себе, что было бы, если бы нас там не оказалось. Тебе пришлось бы сегодня проходить испытание вместе с ней. Боже мой, Элейн, если бы что-то случилось с тобой, я бы просто не вынес этого.
Элейн закрыла глаза и спрятала лицо у него на плече.
– Мы можем что-нибудь сделать, чтобы спасти ее? – хрипло прошептала она.
– Это не в наших силах, Элейн. Она предстанет перед Божьим судом.
Элейн внезапно воспротивилась, отшатнулась от него и поднялась на колени; ее волосы упали на грудь.
– И ты в это веришь? Что именно Бог будет судить ее во время этого испытания?
Джон был смущен ее наготой в тусклом утреннем свете, наполняющем комнату.
– Мы должны верить в это, – ответил он.
– Я спросила, веришь ли в это ты?
Джон внимательно посмотрел на нее. Сумерки не скрывали синяков и красных полос на ее теле – следов от его ремня; один из рубцов опоясывал бедро.
– Разумеется, я верю в это. Я верю, и все мы должны верить в то, что говорит нам церковь.
