В западной части имения, на берегу рва, раскинулся прекрасный сад. В траве уже показались бутоны тюльпанов, стены были увиты розами и плющом.
Как только Джон и Элейн оказались одни, она отшатнулась от него, и вспышка гнева, как молния, блеснула в ее глазах.
– Почему? Почему ты унижаешь меня в присутствии слуг? И почему мне нельзя ездить верхом?
– Думаю, не имеет смысла объяснять тебе. Ты и сама прекрасно знаешь, что случилось с королевой Шотландии.
– Королеве Шотландии врачи запретили садиться на лошадь, потому что у нее была угроза выкидыша. А я – совсем дpyгoe дело! Да я даже не знаю точно, ношу ли я ребенка!
– Я уверен, что носишь! – Он подошел к ней и взял ее за руку. – Не сердись на меня, милая. Я просто очень за тебя беспокоюсь.
– Тогда прошу тебя, не запрещай мне ездить верхом. Если меня будет что-то беспокоить, я позабочусь о своем здоровье. – Ее лицо озарила улыбка победителя. – А сейчас именно ты, мой муж, нуждаешься в заботе больше всех. Ты выглядишь таким усталым. Разве врач разрешил тебе вставать?
– Этот врач – дурак. – Он завернулся в плащ. – Он постоянно делает мне кровопускания. После них я становлюсь слабее женщины. Мне гораздо лучше, когда я встаю и выхожу на свежий воздух. И потом, твои лекарства всегда помогают лучше, чем их. Может, это все потому, что я хочу чаще видеть тебя рядом. Чистый эгоизм! – И он робко улыбнулся.
– Это были не мои лекарства, а Ронвен. – От гнева Элейн не осталось и следа. – Иногда мне хочется, чтобы она была здесь. Она столько знала снадобий и заклинаний, которые возвращают людям здоровье! – Она замолчала. – Что с тобой, Джон? Почему ты так смотришь на меня?
Он отпустил ее руку и отвернулся.
– Ронвен никогда не любила меня, Элейн. Знаешь, мне иногда даже кажется…
Его голос слился с порывом ветра. Джон подошел к розовому кусту и склонился над ним, разглядывая красноватые пучки молодых листьев.
– Что ты имеешь в виду?
– Она ведь прокляла меня той ночью на могиле Эиниона. Понимаешь, она прокляла меня!
– И ты считаешь, что ее проклятие заставило болезнь вернуться?
– Вот я и думаю об этом.
– Но она любила меня и никогда бы не причинила вреда тем, кого я люблю. – Она схватила его за руку и приблизилась к нему. – Тебе не стоит считать, что она могла бы причинить тебе вред. Она была не в себе той ночью. Она не ведала, что творит!
– О нет, она прекрасно все понимала! – Он помолчал с минуту, а потом начал кашлять.
– Нет, не говори так! – Элейн отошла от него, мягко ступая по сочной густой траве, сминая тонкие стебли лютиков. – Как ты думаешь, ее больше нет в живых?
– Да. – Его ответ был немногословным.
– Ты считаешь, мой отец приказал ее убить?
– Я думаю, кто-то все же это сделал.
– Одна из камеристок матери написала мне. Она говорит, Даффид объявил Ронвен вне закона и назначил награду за ее поимку.
– Это и нужно было сделать. Иначе они бы косвенно признали факт ее смерти. Забудь о ней, Элейн. Она исчезла, и мы никогда больше ее не увидим.
– Но ведь на самом деле она не исчезла. – Элейн нахмурилась. – Она неотступно преследует тебя. Ты сказал об этом отцу Питеру в Фозерингее, ведь так? И что он тебе ответил?
– Ничего. Он только окропил меня святой водой, помахал кадилом, пробормотал молитву. Потом я отвернулся на секунду, и тогда он сделал знак против дурного глаза и прикоснулся к амулету, висящему у него на шее под крестом. Он думал, что я ничего не увижу. Суеверный дурак! – Джон усмехнулся. – Впрочем, я сам ничуть не лучше. Я боюсь ее.
Неделю спустя ему стало значительно лучше. Подати в Сакли были собраны, хозяйство снова под контролем, все шло своим чередом. Элейн сидела верхом на старой спокойной кобыле. Она скакала рядом с мужем, с другой стороны ехала Лунед, а сзади шел огромный возок с подушками на случай, если им понадобится отдых. Но Элейн не был нужен отдых. Этим утром кровь, струясь между ее бедрами, смыла все надежды. Элейн долго плакала, и теперь она не смела рассказать обо всем Джону. Он так хорошо выглядел, был таким сильным, столько гордости было в его глазах, когда он ехал подле нее. Она выпрямила спину, чтобы облегчить ноющую боль. Сейчас ей хотелось сесть на Непобедимого и гнать, гнать его галопом до тех пор, пока холодный ветер и солнечный свет не очистят ее мозг, как кровь очистила ее бесплодное лоно. Но жеребец был где-то далеко позади, ведомый конюхом.
Джон все поймет. Он будет разочарован, но не зол. Элейн бросила быстрый взгляд в его сторону, ей хотелось поговорить с ним, рассказать обо всем, но мужество покинуло ее. Лучше сделать это, когда они останутся наедине. На случай, если она опять будет плакать.
IV
Фозерингей. Май
Элейн приехала в Фозерингей два дня спустя после праздника Благовещения. Здесь ее приняли с почестями, если не считать нескольких косых взглядов и прохожих со скрещенными пальцами. Переменив лошадей и дождавшись небольшого отряда, с которым прибыла ее камеристка, Элейн выехала к границам Уэльса.
V
Джон обнял Элейн и поцеловал ее. За окном на ветвях ясеня выводил свои трели дрозд. Его радостная песня звонко раздавалась в сумерках.
– Это не страшно, любимая, – пробормотал Джон. – Мы подождем еще. Значит, в другой раз. И не один раз. У тебя будет целая дюжина детей! Это твоя судьба, помнишь? Твое будущее. Ты ведь сама говорила мне: это предрешено небесами.
Элейн наконец успокоилась и прильнула к нему. Ему теперь стало намного лучше, и сегодня весь день они охотились на зайцев и носились на лошадях за сворой собак. День был просто великолепным, и они вернулись усталыми. Плотно поужинав, они отправились в спальню, где занимались любовью, пока усталость не взяла верх над страстью. Они уснули, сжимая друг друга в объятиях. Было еще темно, когда Джон разбудил ее; его рука скользила под простынями и жадно искала ее тело.
Некоторое время спустя первые лучи предрассветного солнца начали пробиваться сквозь тяжелый полог над кроватью. Элейн и Джон не сомкнули глаз, они лежали рядом и говорили обо всем на свете.
VI
Дорнхолл, лес Деламир.
Праздник Елены из Карнарфона
Ронвен настигла их в день именин Элейн, когда они уже почти вернулись назад в Честер. Она придержала свою лошадь возле деревенской кузницы и устало спросила, как проехать к имению.
– Скажи, здесь ли графиня? – обратилась она к кузнецу, когда тот, щурясь, вышел на солнечный свет.
– О да. Она здесь, благослови ее Господь. – Кузнец усмехнулся и вытер руки о кожаный фартук. – Я был у них не далее как дня три назад. Нужно было подковать ее любимого здоровенного жеребца.
Облегченно вздохнув, Ронвен прикрыла глаза.
