Седловину заполнял туман. Он слежался плотно, словно копился от начала времен. Они нырнули в его осязаемую влажную мякоть. Когда-то где-то Макар читал, что туман в горах опасен (сам он на вершинах не бывал, даже на самых завалящих, со скалолазами и прочими безумцами не общался и все сведения об экзотических сторонах жизни черпал исключительно из книг). Но странное дело, этот туман не пугал, в него хотелось погрузиться, как в живую воду. Туман принял беглецов так бережно, словно был разумным существом, состоящим из одной только нерастраченной нежности. Принял и повлек по невидимой тропинке, которая почему-то вдруг перестала убегать осыпями из-под ног и обжигать безжалостными колючками.
Они уже не бежали, здесь это было бы дико и незачем. Просто шли внутри тумана. Местами он редел или скорее приподымался, будто край пухового одеяла, приоткрывая взгляду пепельно-серую клубящуюся безбрежность – море, небо, облака? – рассеченную надвое нешироким мысом. Дорожка вилась по нему, как будто понижаясь вместе с горным отрогом. Впрочем, высоту, как и размеры мыса, было трудно оценить. Серая мгла вокруг и белый туман над ней не давали ориентиров, делали все предметы нереальными и все очертания зыбкими.
А еще в тумане было что-то – или кто-то. В нем жили-чудились призраки давно забытых снов, мирными рыбами скользящие у самого дна молочной реки с кисельными берегами. Может быть, они действительно обитали здесь, ненадолго отплывая сниться. И беглецы совсем не удивились, когда из белых сумерек выступила призрачная фигура, спокойно их поджидавшая.
Макар задвинул Алёну за себя. Не потому, что опасался нападения, просто так оно вышло, само собой. Отпустил ее руку, чтобы освободить собственную. И не спеша (что может быть неуместней спешки в мире снов? Только страх!) подошел. Вблизи, выпроставшись из туманных пелен, фигура обернулась не призраком, а человеком. Страж, а может, провожатый был молод – не лучезарной молодостью, а суровой и насыщенной жизнью тела и души. И очень красив, как отстраненно отметила Алёна и не без тревоги Макар. Красив хорошей мужской красотой. Лицо у него было живое, взгляд испытующий, и так мало деланой невозмутимости в позе и во всем облике, что Макар не задумываясь протянул ему руку.
– Здравствуйте.
Незнакомец ответил на рукопожатие, смущенно поклонился Алёне.
– Вам нужен приют. Ступайте за мной, Фетура как раз испекла лепешки.
И мгновенно оказался несколькими шагами впереди них, Макар еще с мыслями собраться не успел. Не бежал, тем паче не телепортировался. Если тут и было чудо, то разве что чудо нормальной человеческой физиологии. Он просто двигался, стремительно, без суеты, с безусловной целесообразностью.
– Интересно, кто эта Фетура, – едва слышно шепнул Макар на ухо Алёне.
– Жена, наверное. Такие рано женятся.
– Какие такие? – уточнил Макар, чувствуя укол в сердце.
– Дикие.
– А... Надеюсь, что не жрица и что лепешки пеклись не к жертвоприношению.
Провожатый, успевший порядком оторваться, остановился внизу на тропе и повернул к ним пунцовое лицо.
– Это сестренка моя. А жриц у нас никаких нет. И жертв.
Он вдруг забеспокоился:
– Вы ведь не... Нет, я сразу понял, что нет, когда вы мне руку протянули, те, которые другие, они за руку никогда, чтобы силу не...
Макар, сам не свой оттого, что их глупый разговор услышали (с такого-то расстояния!), молчал.
– Молодой человек, – вклинилась Алёна с уверенностью опытного преподавателя и просто красавицы. – Скажите толком, кто такие эти «другие» и что мы «не»!
Провожатый окончательно смешался. Юность его стала очевидна.
– Маги. Проповедники. Прорицатели всякие. Вы ведь не из этих?
– Нет. – Алёна усмехнулась. – Успокойтесь. Мы беглецы. За нами гонится самый главный маг, какой-то зооморфный бог и еще целая толпа непонятно кого. Не боитесь?
Юноша просиял:
– Ура! И вы не бойтесь. Сюда они не придут.
– Ой ли?
– Правда! Странно, что вы-то пришли. Давайте скорее, есть хочется!
Он радостно устремился вниз по едва заметному боковому ответвлению тропы.
– Ну а если все-таки?..
– Пустяки! Лопат у нас хватит.
Макар и Алёна переглянулись. Пассаж насчет лопат прозвучал престранно. Но дорога уже сделала крутой поворот, забирая вниз, и туман расступился, открывая узкую долину с россыпью домов. Небольшие и без лишних затей, они стояли просторно, каждый с обширным участком земли, перемежаясь садами и рощами. Кое-где паслись под приглядом гладких собак козы. Долина, обильная ручьями, вся цвела. Близкое море (небо?) умиротворенно вздыхало где-то внизу, под обрывом.
Провожатый свернул к ближайшему домику с травяной крышей и хрестоматийными цветами в палисаднике. Вокруг дома не было ограды, только низкий цветочный бордюр. Две собачищи, не знающие привязи, яростно виляя задами, кинулись встречать хозяина. На пришельцев лишь покосились, синхронно вздернув уши. Алёна мимоходом уронила ладонь на громадную башку, непринужденно потрепала псину между ушами. Залопотала что-то поощрительное, отчего собака просияла, а ее товарка поспешила вытребовать свою порцию ласки. Разогнувшись, Алёна замерла: в дверном проеме, изящная, как старинная гравюра в рамке, стояла девушка и смотрела на нее со спокойным одобрением.
– Поспешите, горячие лепешки ждать не любят! Фартим покажет, где можно умыться. – Она лукаво улыбнулась. – Надеюсь, мой недалекий брат не забыл вам представиться?
Брат заторопился за угол дома, загремел ведром, заплескал водой. Алёна помедлила:
– Вы как будто совсем не удивлены.
– Чему удивляться? Вы точно такие, как во сне.
– Хотите сказать, вы видели нас во сне?
– Не только я. Все жители.
И юная хозяйка, очевидно убежденная, что вполне прояснила недоумение гостьи, скрылась в доме.
– А... Простите! – крикнула вслед Алёна. – Скажите, зачем вам лопаты?
Из темных сеней зазвенел смех.
– Что? Как?
– Э-э, ничего, простите...
Внутри дом поразил помешанную на городских благах Алёну строгим совершенством. Ни одной лишней перегородки, ни одной случайной вещи, отчего внутри дом казался больше, чем снаружи. Ни следа необоснованной симметрии. Мягкие линии самолепных стен дышали полезными и красивыми формами: их разрастания, выпуклости и впадины служили хозяевам столом, лежанками, полками для утвари.
В доме было много света и тепла. Вся его жизнь вращалась вокруг очага, казавшегося живым существом с огненной утробой. И Алёна безотчетно двинулась по кругу, рассматривая каждую мелочь, прикасаясь к дереву, глине, ткани. Вещей было мало, каждая совершенна. Это была та драгоценная красота простоты и целесообразности, что с первого взгляда поразила ее и в обитателях этого чистого дома. Красота, ставшая забытой роскошью в мире, откуда она пришла.