Во сне Макар видел художника из параллельного измерения, открывшего путь в созданный для дочери мир. Его камень был не лиловым, как у Алёны, а фиолетовым. Переход открывался не под мостом у вокзала, а в каком-то другом месте, которое Макар в параллельной столице не узнал, и выводил не к дереву-гиганту в поле, а прямо под городские стены. Но все это было неважно. Доступный художнику путь вел в другое, не Малинкино, время, в эпоху магического Совета и короля, сторожевых башен и золотых монет. Даже знай он дорогу на забытый потомками, укрывшийся за туманами полуостров, уже не застал бы дочери в живых. А он и не знал. Никто ничего не знал! Оставалось бродить по чужой стране, а возвращаясь, писать и писать картины в несбыточной надежде заметить след.
Но и следа Малинки не осталось в мире, сердцевину которого занимала тюрьма.
Алёна очень ясно поняла это в своем сне. Там почти не было образов, но было ликующее и нежное всеприсутствие, были ушедшие бабушка и мать, и была не рожденная пока что дочь. Ни лиц, ни голосов, но пронзительное чувство сопричастности искупало все. Она привыкла сама, привыкла одна, она больше всего на свете боялась хоть в чем-то поступиться своей, будь она неладна, самостью. А теперь растворялась в самозабвении, которое, наверное, и есть любовь, и в этом не было никакой потери. Наоборот, обретение. Когда самоотверженное соприсутствие стало отдаляться, возвращая ее в явь, Алёна рванулась следом – удержать, вернуть утраченное навеки прошлое: невинность младенчества, священную веру ребенка в божественное могущество матери и собственную бесконечность.
– Мама!
И среди голосов бесчисленных выросших детей, безнадежно взывающих к прошлому, уловила голос из будущего, голос той, кому еще предстояло родиться. Едва различимый голос-обещание, обращенный к ней:
– Мама...
И согласилась проснуться.
Они с Макаром одновременно открыли глаза. Рассвет едва занялся, в комнате плавали сумерки. Фетура беззвучно хлопотала у очага. Фартим возник в дверях с вязанкой хвороста в руках. Все четверо откуда-то знали, что это их последняя совместная трапеза. Мир Фартима и Фетуры был прекрасен, но, чтобы остаться в нем, пришлось бы забыть о другом. Тот, другой мир не был прекрасным, он болел и страдал, и он нуждался в помощи. И, бросив его умирать, они стали бы скверной этой чистой долины. Потому что земля не может оставаться чистой, если на ней поселились предатели и трусы.
Завтракали и собирались в путь молча. Расставались навсегда, а это тяжелое слово. Фетура вынесла их одежду, выстиранную и высушенную за ночь. Взять обратно собственные вещи отказалась наотрез, и Алёне стоило немалых трудов уговорить ее принять на память ее вышитую юбку и невесомое узорчатое покрывало. Фетура набросила его на волосы, закружилась, засмеялась, тут же расплакалась. Стиснула Алёну в объятиях и, став очень серьезной, прошептала:
– Сестра, я видела сон. Ищи мудрую женщину.
– Что это значит?
– Не знаю. Просто запомни.
Фартим пошел с ними проводником. Выходя со двора, Алёна обернулась в последний раз.
– Сестра, а кто такая мудрая женщина?
Фетура задумалась глубоко, но ненадолго.
– Та, что видит сходство между врагами.
У перевала они простились с Фартимом. Несколько шагов, и туман слизнул его фигуру, будто ее и не было. Тропа сама стелилась под ноги, хребет полого снижался, туман редел. И когда он остался за спиной, Макар и Алёна увидели перед собой цепь воинов в порядком потускневшей золотой амуниции. Между стражниками протиснулся старик, тяжело опирающийся на высокую резную палку. Он был невысоким и тщедушным и походил на игрушечного звездочета.
– Дети мои! – воскликнул он непослушным голосом. – Ваше высочество!.. Дети... Наконец-то я вас нашел!
Глава 24
Вторая причина
– Просто в голове не укладывается! – в который уже раз воскликнул старый маг, отрекомендовавшийся Заклинателем. – Не от Твари-без-имени бежали вы, а от меня! Превращение беглецов, едва ли не государственных преступников, в самых главных и почитаемых персон в стране оказалось внезапным до головокружения. Ни разу за эти несколько дней Алёна и Макар не испытывали такого чувства нереальности происходящего, как в тот момент, когда богатыри в блистающих панцирях посыпались перед ними на колени, а устрашающий старец заметался, не зная, заключить ли их в объятия или последовать примеру своих солдат. Оказался он, кстати, нисколько не грозным: глаза не метали молний, голова не подпирала грозовые тучи, и не веяло от него никакой жутью, хоть ты тресни. Обычный старичок, только глаза не выцветшие, а черные и живые, как у маленького индейца, умные, лукавые.
– Сколько вам пришлось натерпеться, сколько времени потеряно... Старый я дурак!
– Ну мы сами хороши. Кинулись в бега ни с того ни с сего. А ведь мясорубка нам подсказывала, помнишь, Алёнка?
– Мясо... кто, простите? Это прорицательница или колдунья?
«Пресветлая госпожа Аленна» вскочила и самым простонародным образом хлопнула себя по лбу.
– Точно, «враг моего друга»... Как там дальше?
– И комикс пытался объяснить, – подхватил «мастер Маггар», краснея от стыда и досады. – «Они бежали от погони, не различая друзей и врагов». Алёнка, мы просто...
– Болваны.
– Я бы очень хотел познакомиться с этими могущественными предсказателями, – прошептал Заклинатель с убитым видом. – В какой из дальних земель они обитают?
Алёна улыбнулась удрученному старику:
– Вы ни в чем не виноваты. Столько смешалось здесь непонимания, дурацких совпадений... В общем, лучше рассказать с самого начала, как по-вашему?
Рассказа хватило почти на весь обратный путь. Небыстрый путь, хотя и маг напрягал последние силы, наполняя паруса попутным ветром, и возницы без жалости гнали лошадей, вспылив столичный тракт до небес. Все равно выходцам из двадцать первого века не дано было оценить эти рекорды скорости. А может, дело в том, что начать рассказ пришлось очень уж издалека, с Алёниной бабушки. Заклинатель в ответ почтительно (почтение это здорово тормозило повествование и смущало «принцессу и ее верного стража») поведал все, что знал о «потерянном колене».
Знал он, правду сказать, немного. Старые хроники, дворцовые росписи и мифы отрывочно и глухо упоминали о ветви королевского рода, проросшей в какой-то неведомый мир, которого как бы и на свете-то нет. Будто бы бежала одна принцесса по большой любви, а может, наоборот, от постылого брака, а страж, накрепко спаянный с ней магическими узами, последовал за ней. И будто бы оба рода, королевский и стражеский, благополучно продолжались где-то там, за гранью, и даже временами наведывались на землю предков с помощью древнего артефакта. Впрочем, пока хватало наследников престола, означенный мир считался несуществующим, ветвь сгинувшей, а слишком пристальный интерес к королевской генеалогии – делом подозрительным и небезопасным. Тема эта, казалось, надежно была похоронена под спудом лет, когда на нее наткнулся Заклинатель, страстный книжник. Наткнулся, прочел все, что смог отыскать, – и поверил. И когда трагический случай оборвал королевский род, вспомнил о «потерянном колене», отчаянной своей верой и самопожертвованием волшебного источника выискал-таки наследницу.
