В этих снах у Твари-без-имени было то, чего отродясь не было в жизни этого единственного в своем роде существа, явившегося в мир уже древним. А может, было, но так давно, что и память сдалась? Может, и впрямь громадная, разомлевшая на солнце ящерица оберегала его, вот-вот готового проклюнуться, кольцом шипастого хвоста? Или не ящерица, или это горностай, исполинский, как снеговая гора, вылизывал его жарким языком, благоухающим свежей убоиной?
Зверь спал до самого праздника Отпускания спасенных птиц и проснулся таким посвежевшим, что совпадение не сочли случайным. На краю обрыва, над шелестом и шепотом несуществующего моря, поющие поселенцы распахнули перед ним дверцу ритуальной клетки. Тварь-без-имени втянул ноздрями тревожно пахнущий воздух, нервно зевнул. Подпрыгнул, заколотил крыльями и в три сильных взмаха ушел в туман.
По ту сторону тумана ему открылся океан – полуночный, безграничный, смыкающийся с краем звездного космоса. И там, где они сходились, трепетно светился краешек другого, новорожденного мира. Космический ветер выдул из головы остатки постыдного забытья и нашептанных грез. Тварь-без-имени рассмеялся молодым смехом и понесся на свет. И зачем он потратил целую вечность в пустой борьбе за власть над миром? Сколько еще миров во вселенной, и сколько среди них пустых, ничейных, беззащитных! Тот, что лежал впереди, выглядел многообещающе. Наверняка там найдется местечко для одного бездомного бога!
И даже по другую сторону перехода, в Химках, пострадавших от войны Порядка и Хаоса, все окончательно вернулось на круги своя. Исчезло, как и не было, Дерево желаний. Пьяный в хлам господин Чесоткин плакал над мертвым шаром предсказаний от тоски по утраченному. Мальчик Ваня бережно покачивал коляску. «Спи, Светка, а то задам, – беззлобно грозил он за выплюнутую соску. – Тебе ж расти надо. Дети растут, когда спят». Светка не спала, вертела смышленой мордахой. Великий и всемогущий брат зачаровывал ее.
А тем временем Макар ждал самого важного в его жизни ответа.
Алёна опустила голову, спряталась за золотой пеленой волос.
– Что решу? Еще не знаю. Править страной... Да вправе ли я!
– Видишь ли, кроме прав у нас есть и обязанности. Да и что тут править в общем-то! Мешай поменьше, а в остальном они и сами отлично управятся.
– А может, введем демократию, и дело с концом? Как во всем цивилизованном мире?
– Может, не надо, как в цивилизованном-то? Жалко, такая страна хорошая, – усмехнулся Макар и тут же вновь посерьезнел. – Но я ведь не об этом спрашивал...
– Знаю.
Алёна не шевельнулась, не подняла головы, только голос отчего-то зазвенел.
– Но почему ты велишь решать мне? Ты, мой мужчина! Или...
– Потому что я уже решил.
Его кулак, прижатый к перилам, развернулся ладонью вверх, пальцы раскрылись. В углублении ладони, влажное от пота, лежало простенькое золотое колечко.
– Это не отсюда, не из закромов. Это я сам купил. Для тебя.
Алёна молчала, потому что плакала. Так плакала, что Макару пришлось помочь ей сладить с кольцом. Они еще долго стояли на балконе – уже оба пса, устав ждать, с протяжными стенаниями улеглись спать на полу. Стояли, приникнув друг к другу, ничего не говоря. Они еще не знали наверняка, где будут жить. Но с кем и ради чего – знали точно.
