Тереза Аранделл засмеялась. Она посмотрела на меня.
– Ваш друг, – заметила она, – просто потрясен. Может, ему
лучше пойти прогуляться?
Пуаро обратился ко мне с легким раздражением:
– Пожалуйста, не давайте воли вашей благородной натуре,
Гастингс. Прошу извинения за моего друга, мадемуазель. Он, как вы заметили,
человек честный. Но и преданный. Он полностью лоялен по отношению ко мне. Во
всяком случае, позвольте мне подчеркнуть тот факт, что все, – он посмотрел на
меня твердым взглядом, – что бы мы ни собирались предпринять, будет совершенно
законным.
Она чуть приподняла брови.
– Закон, – объяснил Пуаро, – допускает обширное толкование.
– Понятно. – Она мельком улыбнулась. – Ладно, значит, мы
поняли друг друга. Хотите обсудить то, что вам причитается, вернее, будет
причитаться?
– О чем разговор? Кругленькая, но в разумных пределах сумма
– на большее я не претендую.
– Договорились, – бросила Тереза.
Пуаро подался вперед.
– А теперь послушайте, мадемуазель. Обычно – в девяноста
девяти случаях из ста, скажем так, я на стороне закона. Но сотый случай может
быть иным. Во-первых, это обычно бывает гораздо более выгодно… Но действовать
надо осмотрительно, вы понимаете? Моя репутация не должна пострадать. Мне
следует быть осторожным.
Тереза Аранделл кивнула.
– И я должен знать все факты. Я должен знать правду.
Согласитесь, когда знаешь правду, понимаешь, где уместнее соврать!
– Да, это ваше требование вполне разумно.
– Значит, мы поняли друг друга. Каким числом датировано это
завещание?
– Двадцать первым апреля.
– А предыдущее?
– Тетушка Эмили составила его пять лет назад.
– И согласно ему…
– После небольших сумм, оставленных Элен и предыдущей
кухарке, все имущество делится между детьми ее брата Томаса и дочерью ее сестры
Арабеллы.
– Деньги доверяются попечителю?
– Нет, они передаются непосредственно нам.
– А теперь будьте начеку. Вам были известны условия
завещания?
– О да. Мы с Чарлзом и Беллой всё знали. Тетя Эмили не
делала из этого секрета. В самом деле. Если кто-либо из нас просил у нее
взаймы, она обычно говорила: «Когда меня не станет, все деньги отойдут вам. Так
что наберитесь терпения».
– Она бы отказалась дать взаймы, если бы кто-то из вас
заболел или возникла другая серьезная необходимость?
– Думаю, что нет, – задумчиво ответила Тереза.
– Но она считала, что у вас всех есть на что жить?
– Да, так она считала. – В ее голосе звучала горечь.
– А вы? Придерживались другого мнения?
Помолчав минуту-другую, Тереза сказала:
– Мой отец оставил каждому из нас по тридцать тысяч фунтов.
Проценты от этой суммы, если ее удачно вложить, составляют тысячу двести в год.
Разумеется, приходилось платить кое-какие налоги, но оставалась вполне
приличная сумма, на которую можно неплохо жить. Но я, – голос ее изменился,
стройная фигурка еще более выпрямилась, голова гордо вскинулась, вся та скрытая
энергия, которую я чувствовал в ней, вмиг обнаружилась, – но я хочу иметь в
этой жизни нечто большее. Я хочу все лучшее! Лучшую еду, лучшие туалеты, и не
просто модные, а такие, которые позволят иметь мне свой стиль. Я хочу
наслаждаться жизнью – ездить на Средиземное море и лежать под горячим летним
солнцем, сидеть за столом в игорном доме, имея при себе большую пачку банкнот,
и устраивать приемы – абсурдные, экстравагантные приемы, – я хочу все, что
существует в этом проклятом мире, и не когда-нибудь, а сейчас.
От ее равнодушия не осталось и следа. Страсть и азарт
звучали в ее голосе.
Пуаро внимательно следил за ней.
– И вы позволили себе все это?
– Да, Эркюль, позволила.
– И сколько же из этих тридцати тысяч осталось?
Она внезапно расхохоталась.
– Двести двадцать один фунт четырнадцать шиллингов и семь
пенсов. Таков итог. Так что вам придется подождать оплаты до успешного исхода
нашего предприятия. А не будет успешного исхода – не будет и чека.
– В таком случае, – по-деловому произнес Пуаро, – придется
похлопотать.
– Вы великий человек, маленький Эркюль Пуаро. Я рада, что мы
заодно.
– Есть несколько вопросов, которые мне необходимо прояснить,
– по-деловому продолжал Пуаро. – Вы принимаете наркотики?
– Нет, никогда.
– Пьете?
– Порядочно, но не из пристрастия к алкоголю. Пьют мои
приятели, и я пью вместе с ними, но могу бросить хоть завтра.
– Очень хорошо.
Она засмеялась.
– Я не проболтаюсь, даже если выпью.
– Романы? – продолжал Пуаро.
– Множество, но в прошлом.
– А сейчас?
– Только Рекс.
– Это доктор Доналдсон?
– Да.
– По-моему, он совершенно далек от той жизни, к которой так
стремитесь вы.
– Верно.
– И тем не менее вы его любите. Почему?
– Кто знает? Почему Джульетта влюбилась в Ромео?
[42]
– Прежде всего, при всем уважении к Шекспиру, потому, что он
оказался первым мужчиной в ее жизни.
– Рекс не был первым моим мужчиной, – медленно произнесла
Тереза, – далеко не первым. – И почти неслышно добавила: – Но мне кажется, ему
суждено стать последним.
– И он беден, мадемуазель.
Она кивнула.
– Ему тоже нужны деньги?
– Отчаянно. Но совсем для другого. Ему не нужна роскошь,
красота, развлечения. Он готов носить один и тот же костюм чуть не до дыр,
готов ежедневно есть на обед холодные котлеты и мыться в потрескавшейся
жестяной ванне. Будь у него деньги, он до последнего пенса истратил бы их на
оборудование лаборатории. Он честолюбив. Работа ему дороже всего на свете, даже
дороже меня.
