Чарлз действительно держал его в руке…
У Эмили Аранделл болела голова. Дергало плечо. Ломило все
тело. Но несмотря на физические страдания, мысль ее работала четко. Сознание
прояснилось. Она вспомнила все.
Вспомнила все события, начиная с шести часов вечера…
Повторила каждый свой шаг, вплоть до той минуты, когда, очутившись на площадке
лестницы, хотела спуститься по ступенькам.
И вдруг содрогнулась от ужаса…
Нет, не может быть! Она, наверное, ошибается… Мало ли что
человек может вообразить после такого происшествия.
Она попыталась, стараясь изо всех сил, представить у себя
под ногой скользкий мячик Боба…
И не смогла.
Вместо этого…
«Это все нервы, – сказала себе Эмили, – нелепые фантазии».
Но ее здравый, проницательный викторианский ум говорил, что
это совсем не так. Викторианцы отнюдь не были наивными оптимистами. Они умели с
достаточной легкостью поверить и в худшее.
Эмили Аранделл поверила в худшее.
Глава 4
Мисс Аранделл пишет письмо
Настала пятница.
Родственники уехали.
Они отбыли в среду, как и собирались. Один за другим они
изъявляли готовность остаться. Но все получили твердый отказ. Мисс Аранделл
сказала, что хочет побыть одна. В течение двух дней после их отъезда Эмили Аранделл
находилась в какой-то прострации. Порой она даже не слышала, о чем говорит ей
Минни Лоусон. И, глядя на нее, просила повторить.
– Это она после шока, бедняжка, – говорила мисс Лоусон.
И сокрушенно добавляла, испытывая удовлетворение от
несчастья, которое внесло хоть какую-то живость в унылое их существование:
– Боюсь, она никогда уже не оправится от него.
Доктор Грейнджер, напротив, был совершенно другого мнения.
Он уверял мисс Аранделл, что к концу недели она сможет
спуститься вниз, что, к великому счастью, она не сломала ни единой косточки,
что она не представляет никакого интереса для настоящего солидного врача и что,
будь у него все пациенты такими, ему пришлось бы немедленно отказаться от своей
практики и подыскивать себе иное поприще.
А Эмили Аранделл отвечала старому доктору в том же духе –
они были давними друзьями. С ней он не разводил церемоний, да и она откровенно
пренебрегала его наставлениями, – однако оба они всегда получали удовольствие
от общения друг с другом.
После того как доктор с громким топотом удалился,
престарелая дама долго лежала нахмурившись и почти не слушая болтовню Минни
Лоусон, которая из лучших побуждений просто не закрывала рта. А затем вдруг,
словно очнувшись, набросилась на мисс Лоусон.
– Бедный наш маленький Боб! – ворковала мисс Лоусон,
склонившись над собакой, которая лежала на коврике возле кровати хозяйки. – И
не жалко тебе твоей бедной мамочки, ты причинил ей столько бед?!
– Не будьте идиоткой, Минни! – сердито гаркнула мисс
Аранделл. – Где же ваше хваленое чувство справедливости? Разве вам не известно,
что у нас в Англии любой считается невиновным до тех пор, пока не доказана его
вина?
– Но ведь известно…
– Ничего нам не известно! – снова гаркнула Эмили. – И
перестаньте суетиться, Минни. Перестаньте хватать то одно, то другое. Вы не
умеете вести себя у постели больного! Уходите отсюда и пришлите ко мне Элен.
Мисс Лоусон покорно выскользнула за дверь.
Эмили Аранделл посмотрела ей вслед и почувствовала легкое
раскаяние. Минни, конечно, действует ей на нервы, но старается изо всех сил.
Мисс Аранделл нахмурилась.
Ей было ужасно жаль себя. Она относилась к числу тех
энергичных, волевых старушек, которые привыкли решительно действовать в любой
ситуации. Но в данной ситуации она просто не знала, как ей действовать.
Бывали моменты, когда она теряла уверенность в себе и не
доверяла собственной памяти. А посоветоваться было совершенно не с кем.
Полчаса спустя мисс Лоусон, преодолев на цыпочках скрипящие
половицы, вошла в комнату с чашкой мясного бульона в руках и замерла в
нерешительности, увидев, что хозяйка ее лежит с закрытыми глазами. И тут Эмили
Аранделл вдруг резко произнесла:
– Мэри Фокс.
Мисс Лоусон едва от неожиданности не уронила чашку.
– Кокс, дорогая? – переспросила она. – Вы хотите, чтобы я
подбросила угля в топку?
– Вы что, оглохли, Минни? При чем тут кокс? Я сказала: «Мэри
Фокс». Я встретила ее в Челтнеме в прошлом году. Она была сестрой одного из
каноников
[6]
кафедрального собора в Эксетере
[7]
. Дайте мне эту чашку. Не то вы
превратите ее в блюдце. И прекратите ходить на цыпочках. Вы даже не
представляете, как это раздражает. А теперь спуститесь вниз и принесите мне
лондонский телефонный справочник.
– Может, просто найти вам нужный номер, дорогая? Или адрес?
– Если бы я хотела, чтобы вы это сделали, я бы так и сказала.
Делайте то, что я вам велю. Принесите справочник и поставьте возле моей кровати
письменные принадлежности.
Мисс Лоусон поспешила выполнить приказания.
Когда она, сделав все, что от нее требовалось, выходила из
комнаты, Эмили Аранделл неожиданно произнесла:
– Вы славное, преданное существо, Минни. Не обращайте
внимания на мой лай. Он куда страшнее моих укусов. Вы очень терпеливы и
внимательны ко мне.
Мисс Лоусон вышла из комнаты порозовевшая, счастливо бормоча
что-то под нос.
Сидя в постели, мисс Аранделл написала письмо. Она писала
его не торопясь, часто задумываясь и подчеркивая наиважнейшие слова, она то и
дело зачеркивала фразы и писала поверх зачеркнутого – ибо училась в школе, где
ее приучили не переводить без нужды бумагу. Наконец, облегченно вздохнув, она
поставила свою подпись и вложила листки в конверт. На конверте старательно
вывела имя и фамилию адресата. Затем взяла еще один листок бумаги. Но на сей
раз сначала составила черновик, внимательно его прочла и, кое-что поправив, переписала
начисто. Еще раз перечитав все написанное, она, довольная результатом своих
трудов, вложила его в другой конверт, адресовав Уильяму Первису, эсквайру
[8]
, в
адвокатскую контору «Первис, Первис, Чарлсуорт и Первис» в Харчестере.
