Он задумчиво изучал мое лицо. Неожиданно мне стало так тепло и уютно, как когда-то давным-давно, в раннем детстве, когда был еще жив отец. Что я делаю, что творю?
– Что будет с тобой?
– Ничего, – пожала я плечами, – я сегодня тоже ухожу отсюда, сменив личину. Мне только нужно подняться наверх и собрать вещи.
Он кивнул и пошел к дверям, а я стояла одинокая и почему-то жутко обиженная, чувствуя себя довольно странно: то ли брошенной, то ли неподобранной. У самых дверей он обернулся:
– Ну ты идешь?
– Куда?
– Собирать вещи, – медленно, как идиотке, пояснил он. С каждым разом он выговаривал слова все лучше, уже почти все ударения ставил верно.
– Иду. – И я быстрым шагом, старательно не показывая, насколько довольна, зашагала к выходу из зала, а потом вверх по лестнице в свою комнату.
Коша сидел под елкой, весь в блестках и обрывках обертки, и раскурочивал уже третий подарок.
– Дракон! – восхищенно ахнул Паша, садясь на корточки перед удивленным Кошей.
– Заключенный! – ахнул Коша и угрюмо посмотрел на меня.
Вид у него был довольно забавный. Золотая корона съехала набок, в одной лапе он держал небольшое красивое зеркальце, вставленное в оправу в виде пышущего золотым пламенем серебристого изгибающегося дракона, а в другой – яркий, сверкающий бриллиант. В магазине я определила его как «крутую блестюшку» и купила не раздумывая на последние деньги.
– Так ты еще и говоришь. – Паша явно был в замешательстве. Сев рядом, он нагло схватил все еще находящегося в ступоре Кошу поперек туловища и теперь вертел его в руках, разглядывая со всех ракурсов.
Когда Кошу еще и перевернули вверх лапами, изучая хвост, дракон не выдержал и полыхнул огнем в наглеца. Пашка от испуга выронил тут же улетевшего на стол Кошу и начал сбивать с рубашки пламя. Вид у него был серьезный и спокойный, будто ничего особенного и не произошло. Странно, а я думала, иномирцы очень впечатлительны и с воплями удивления и счастья пускают слюни над каждой увиденной вещью, пребывая в глубоком шоке от их назначения и функций.
По-моему, все это я сказала вслух, потому что пришелец вдруг резко встал и отошел к двери, застыв там словно изваяние и явно ожидая, когда же я наконец соберусь. На его лице было написано твердое намерение ничему больше не удивляться.
Ну и пусть ждет, мне-то что. Сев под елкой, я выгребла из-под нее еще два свертка и ощутила резкий порыв ветра от опустившегося рядом со мной дракоши. Он нетерпеливо поблескивал глазками, ожидая реакции на свои подарки. Я приступила к торжественному разворачиванию красочной обертки, даже Паша заинтересовался и наблюдал за мной от двери.
В первом свертке оказались янтарные бусы, которые очень мне подошли, а во втором мягкая плюшевая игрушка – крохотный котенок.
– Правда, он хорошенький? – радостно поинтересовался Коша и тут же у меня его выхватил, с выражением счастья на мордочке разглядывая игрушку и прижимая ее к себе.
Я усмехнулась, но отбирать свой подарок не стала, мне и бус хватит.
– Не хочу вмешиваться в вашу идиллию, но скоро рассвет, – напомнил Паша, и я со вздохом начала собираться, понимая, что вряд ли еще когда вернусь в эту уютную комнатку.
Вещей набралось гораздо больше, чем было, когда мы пришли в академию, но я решила проблему, попросту сунув основную часть поклажи в руки пришельцу. Тот мужественно не возражал, хотя его еще немного пошатывало от слабости. Но не зря же я, пока он меня таскал на руках по подземельям, незаметно влила в него свою силу, довольно значительно уменьшив собственный магический запас. Только на личинную магию и осталось.
– Ди, ты что, вправду возьмешь его с собой? Он же преступник! – Коша сидел на втором тюке, явно желая путешествовать на нем, а не с помощью крыльев. В лапах была зажата крохотная игрушка.
– Кош, не переживай, щас мы все сменим личины.
– А глаза ты ему тоже изменишь? Учти, личины не меняют ни цвет, ни форму глаз.
Я это знала, но предпочла промолчать, листая книгу и подбирая нужную внешность. Коша немедленно полез с советами. Паша не выдержал и присоединился. Они оба орали мне в ухо, тыча пальцами в очередное изображение и сопровождая все это комментариями типа: «Ни за что!», «Да я – да никогда!» и «За кого ты меня принимаешь? За вампира?! Ага, щас!».
– Так! – заорала я, перекрывая гвалт. – Кем скажу, тем и будете, недовольные могут наколдовать что-нибудь сами или и вовсе идти так, а потом радостно качаться в петле виселицы!
Они притихли, возмущенно сопя и всем своим видом выражая несогласие с матриархатом. Я попыталась успокоиться.
– Паша, вампиры – такие же граждане нашего королевства, как и люди. Они пьют кровь только животных и врагов, да и то лишь как полезную добавку к пище, так что здесь нет ничего страшного. Плюс тебя будут побаиваться и никто не полезет с вопросом «А почему у вас такие необычные глаза?». Понял?
Он кивнул, не глядя на меня. Мне хотелось плакать.
– Так, Коша…
– Нет!
– Подожди…
– Нет!
– Да подожди ты!
– Нет! Я не буду вороной! А-а-а!
Терпение мое лопнуло, и он стал сусликом. Шок в его глазах и красивый обморок завершили картину «Грозная ведьма и истеричные подчиненные».
– Я не хочу быть вампиром, – нахмурился Паша.
Все, с меня хватит, достали! Еще один суслик замер на полу. Пронзив меня взглядом, полным гнева и ущемленной гордости, он пошел пинать Кошу, чтобы сообщить, что тот уже не одинок. Так, все, хватит, где джинн? А, вот он!
Достав из тюка старую, ржавую лампу, я принялась ее активно тереть. Суслики уже общались о чем-то о своем, сусличьем, бросая на меня взгляды исподлобья. Лампа с трудом задымилась, а потом из нее повалил густой черный дым. Все закашлялись.
– Слушаю и повинуюсь! – Из лампы вылез старый беззубый дед в семейных трусах в горошек и, сонно почесываясь, уставился на меня. – Приказывай, о госпожа!
Я пульнула в него молниями, и трусы сгорели… вместе с джинном. Лампа возмущенно заверещала:
– Эй, ты чего хулиганишь?! Чего хулиганишь, я спрашиваю?! Я потомственный джинн, и это мои любимые трусы!
– А я ведьма и еще не то испорчу, если впредь хоть раз явишься передо мной в таком виде!
Лампа задумчиво прекратила прыгать по столу.
– Так ты будешь вылезать или нет?!
Опять куча дыма, и джинн появился вновь уже в полном восточном облачении. По крайней мере это он так считал, доказывая мне, что халатик, едва прикрывающий попу, – полное облачение восточного джинна, пока я за ним носилась по комнате и швырялась пульсарами, бомбя все вокруг. Суслики забрались под кровать, с интересом следя за представлением. Джинн, гад, опять скрылся в лампе.
