— Вот за это отдельное спасибо, — вежливо изрек Торгрим и поклонился — не слишком глубоко, но и не слишком небрежно, а в аккурат насколько приличествовало ситуации, и Бингхам опять нервно засопел на его счет. Скажите пожалуйста, еще и знаток этикету! Что еще в его запасах? Начнет читать пейзанкам стихи собственного сочинения? Знает, как называется столица Мариого? А то еще, может статься, колдун? С одним колдуном Бинго уже водил знакомство — тот бесперечь требовал ловить ему черных кошек и норовил говорить нараспев, вкрапляя в цивильную речь диковинные драконические словеса, чем раздражал, как полная задница репейника. Бинго, впрочем, был себе верен и сам не смог бы сойти за подарок, даже если бы перевязался шелковой ленточкой. Слово за слово, и произошла размолвка, по итогам которой в гоблина полетела молния, а в колдуна — кошка, которую тот нахально счел недостаточно черной. Молния попортила Бингхамову рубашку и причинила легкое недоумение, рассыпавшись искрами по зеленому торсу. Кошка же метко влепилась тощим, но мускулистым тельцем в колдунью физиономию, прошлась по ней всеми когтями и с мявом покинула место происшествия. Дальше было уже ясно без слов — дошло до ближнего боя, в котором Бингхамово двойное превосходство в весе сыграло решающую роль, и колдун был сдан за скромное вознаграждение в ближайшее село, где его охотно и радостно спалили в угоду местным суеверным понятиям.
— Что-нибудь еще тебе в пути понадобится, сэр Торгрим, чтоб мы не метались после как оголтелые? — уточнил Амберсандер педантично.
— Мне много чего понадобится, сэр Малкольм, но уверен, что со всем этим мы с моим спутником и сами разберемся по ходу, — ответствовал Торгрим степенно. — Пора б и честь знать, не век же на твоей шее… Это мне вы такого ослика завели?
— Слыхал, сэр Бингхам? Не век же на моей шее!
— Да ты нашел кого слушать — он же как есть неправильный! Знаешь, что лично мне в пути еще понадобится?
— Тебе все понадобится. И с этим вы с Торгримом сами разберетесь по ходу, как он и предрек. Залезай на эту игрушечную конягу, сэр Даймондштихель, а мешок свой можешь пристроить на одну из этих лошадок. Если же Бингхам и впредь уняться не пожелает, то прямо на него перевешивай, с языком на плече он быстро станет тих и сговорчив.
— Пфуй! — высказался Бинго негодующе и на всякий случай притерся к стеночке, чтобы на него и впрямь ничего лишнего не навьючили.
Казенная лошадка дрогнула, когда на ее спину взгромоздился Торгримов тюк. Дварф сделал пару уверенных движений, умащивая мешок понадежнее, тут и там прихватил к седлу ремешками, похлопал лошадь по крупу, извиняясь за такой подарок. Подхватил секиру, вопреки Бингхамовым подозрениям не ставши ею крутить лихие фортеля пред рукоплещущими стражниками, и вперевалку направился к пони.
— Щаз поздоровается и назовет его сэром осликом, — предположил гоблин вполголоса.
— Тебе завидно, что первый не догадался? — фыркнул капитан, но поймал себя на том, что и сам чего-то подобного от Торгрима ожидает.
— Вот еще. Отродясь я ни о чем не догадывался, привык уже. Со мной знаешь, какое было однажды! Посреди ночи удирал сломя голову… ну, не суть, по какому поводу, через плечо то и дело оглядываясь и дороги особо не разбирая, и вдруг — бабац мне по темечку. Ну все, думаю, добегался. В глазах черно, искры летят, попробовал вскочить — вторично отоварили, да так, что всяко желание бегать отпало. — Бинго засопел, переживая былой страх.
— Ну и? — поторопил его капитан.
— Ну и чего делать-то? Начал ныть, канючить, плакаться. Отпусти, говорю, дядька, я не со зла, я вообще никогда… по крайней мере, никогда больше. Обозвал добрым сэром, обещал взять в долю, сослался на больную бабушку, которая ждет не дождется внучка на каникулы. А потом малость попустило, в глазах рассеялось, смотрю — дерево.
— Как-нибудь покажешь. Я то дерево возведу в рыцари за проявленную доблесть.
— Во-во, всяко не хуже этих твоих Унгартов будет. Это я к чему? Ах да, где сэр Дерево, там почему бы и сэру Ослику не примазаться.
Торгрим с предупредительностью, которой от его грубо сформованной сущности ждать не приходилось, принял поводья, огладил пони по холке, аккуратно попихал плечом, словно проверяя на устойчивость, и остался доволен. Влезал он неловко, явно не больший мастак по части конных упражнений, чем Бинго; но взгромоздился и утвердился в седле монолитной каменной статуей. Секиру свою он пристроил прямо при седле, под рукой. Даже без единой доспешной детали Торгрим не выглядел ремесленником — то ли выправка, держащая спину прямой, как копье, то ли холодные прицельные глаза, отливающие горным хрусталем, Бинго сам не понял, что именно нашептывает ему на ухо, что этого парня сердить не надо.
— А что, других доспехов, помимо этого, последнего, вы не носите? — поинтересовался он мало что не заискивающе.
— Носим, и с большим удовольствием, но в этом граде других дварфов нет, торговлю мы с этими краями не ведем, так что найти мне подходящее облачение тут не получится. — Дварф небрежно махнул рукой. — А неподходящее, которое удастся пригнать худо-бедно, мы и в пути себе добудем. Прекратим же надоедать нашим гостеприимным хозяевам, покуда они еще улыбаются, а не гонят взашей.
— Кто б подумал, что ты такой торопыга!
— Я несуетлив, Бингхам, но долг сродни горящему углю на ладони. Можешь его долго держать, страдая и терпя, но лучший способ, каким с ним можно обойтись, — это сдавить поскорее кулак и разрешить ситуацию раз и навсегда.
— А по мне, так лучший способ — не брать угли в руки и в штаны тем более не пихать… ну да, я по малолетству бывал опрометчив… а шебуршить палкой издаля.
— И об этом мы тоже с тобою побеседуем, когда будет тому время и место. Ты сядешь на свою лошадь или мне вести в поводу обеих, а ты побежишь вслед пешком?
— Впереди, пожалуйста, не то отстанет и потеряется, — внес свою лепту сэр Малкольм.
— Вот разве что в хозяйстве у вас сыщется добрая цепь, на которую я мог бы принять доблестного сэра Бингхама? — предприимчиво рассудил дварф, сохраняя на роже каменную гримасу безучастности. — Тогда, случись что, мы будем как скалолазы — страховать один другого, на случай, если второй потеряется или куда сорвется, и я даже смогу отдыхать, пока мой могучий спутник неуклонно движется вперед, пробиваясь через торосы и везя меня на буксире, как водят у вас по рекам баржи.
— Торосы? — уловил главное Бинго и, перестав дожидаться, проворно скакнул к лошади. — Нет уж, это вы сами, это без меня! На цепи я уже сиживал, ничего приятного. А кто таковы эти торосы, даже знать не хочу, тем паче через них пробиваться.
И полез в седло, причиняя себе и лошади немалые страдания, а наблюдающим — веселье. Не заржал только один стражник, и то не по деликатности, а осмысливая все прелести грядущего знакомства с зондеркомандой барона Унгарта.
Легко, от осознания скорого освобождения, вспрыгнув на Клепсидру, сэр Малкольм возглавил маленькую кавалькаду. Ворота для отправки он заблаговременно приметил те, что смотрели в нужную северо-закатную сторону и звались Змеиными. История с названием была древняя и темная — то ли там какой-то незадачливый торговец экзотикой растерял целое кубло гадюк, то ли мистический крылатый змей побывал, не иначе с гоблинской подачи, а то ли со снейкменами как-то было связано. Архивариусом капитан Амберсандер не был и вообще предпочитал без нужды не забивать голову праздной ересью, не то, не дай бог, для нужного знания места не останется. Важно было то, что район, к воротам примыкающий, был тих и покоен, как любимый капитанов дедушка; в нем селился крепкий средний класс, который работать в свои мастерские отправлялся за несколько кварталов в сторону, а потому в дневное время там водились разве что детишки да домовитые матроны. Они-то, конечно, все примечают, и языки у них без костей, ну да по этой причине они и не представляют интереса ни для кого, кто вздумает собирать информацию о проехавших. Это сейчас они видят капитана Амберсандера в компании двух нелепых фигурищ, через день Бинго в их сплетнях разрастется до лорда Хундертауэра со свитой, а Торгрим обратится в преподобного гулгита, через неделю же вместо самого сэра Малкольма образуется Хранитель Ушкут верхом на гигантской каракатице. Мелочь, а приятно — запутать мальца всякого, кто вздумает отслеживать капитановы предприятия. Бинго от тряской лошадкиной рыси вновь замутило, так что он спокойствия отнюдь не возмущал. Только разок кратко и практически деликатно блеванул на развешенное вдоль улочки белье, но тут же и унялся, жестоким усилием воли подавив желудочный бунт. А за Торгрима беспокоиться не приходилось, он вообще отродясь, как казалось Амберсандеру, никого не задел без особой на то причины. А славно все-таки придумал — свести этих двоих! Один с перекосом в добропорядочность, второй, напротив, хаотичен, как разлет костей в честной игре, а вместе из них, глядишь, и сложится что-то посередке… абсолютный ноль? Что такое «абсолютный ноль», капитан Амберсандер конечно же не знал, но почему-то выражение это показалось ему уместным и принесло с собой толику уныния.
